Траян. Золотой рассвет

Ночью, испытав блаженство с женой, наслушавшись от нее всяких небылиц, которыми делились с Волусией домашние рабы – женщины, например, жаловались на необычайное сладострастие кота, который не дает покоя прижившимся в доме кошкам, они же со страхом упоминали о непонятных стуках и корябаньях, который доносятся по ночам из семейного сакрария; о тете, которая теперь после свадьбы то и дело вворачивает в разговор – «мы с императрицей»; о «дядюшке», которого в городе теперь называют не иначе, как «непотопляемый»; о том, что сообщила императрица, пригласившая их с тетей во дворец отведать удивительного копченого осетра, которого прислали с берегов Меотийского моря, – Ларций наконец погрузился в сон. Он уже не слышал, как Волусия с откровенной неприязнью отозвалась о Адриане, не только посмевшего строить ей глазки, но и намекнуть, что он является «верным приверженцем истинной красоты».

Ларцию приснилась морская ширь, поглотившая земную твердь. Он шел по мелким ласковым волнам. Шагал за поводырем. Со спины не мог различить, кто вел его к восходу – человек был в свободной хламиде, с посохом, длинноволос и высок.

Через неделю по приказу императора Марка Ульпия Траяна в Риме начались игры, посвященные Фортуне Возвращающейся (Fortuna Redux). На торжества Траян при острой нехватке средств денег не пожалел. Праздник продолжался три дня, и все три дня в Большом амфитеатре Флавиев (Колизее) устраивались гладиаторские бои, в которых приняли участие те, кто так долго досаждал мирным гражданам. Их все знали. Граждане, ранее опасавшиеся лишний раз упоминать их имена, теперь свободно выкрикивали оскорбления, насмехались, призывали проявить мужество, сражаться честно, а не бить исподтишка.

По мнению ветеранов, это было жалкое зрелище. Храбрые с женщинами, беззащитными и безоружными жертвами, негодяи в первый день вели себя на арене отвратительно. Стадом носились по полю, убегали, бросали оружие, просили известить прежних своих покровителей, не посмевших явиться на праздник, о том, какие муки они испытывают по их милости. Требуя снисхождения, взывали к тем, кто пользовался их услугами и скупал краденое, а теперь счел себя выше людской молвы и отважился явиться на праздник. После таких воплей многие, в их числе не менее десятка сенаторов, сгорая от стыда, вынуждены были покинуть почетные места на южной трибуне. Скоро страсти накалились до предела. Плебс воззвал к императору – что же это творится? Где обещанные поединки между бандитами, промышлявшими на улицах, и теми, кто грабил и убивал в домах. Где схватки между ворами и вымогателями? Пусть они покажут свою прыть! Зачем народу слушать этот скулеж и потоки брани? Народ требовал крови.

Император подал знак, и распорядитель игр приказал служителям подогреть новоявленных гладиаторов. Служители выбежали на трибуну, принялись подгонять отступавших факелами, вынуждая их биться. На второй день дело пошло на лад. Видно, вечером всем участникам представления – и тем, кто должен был сражаться на арене, и тем, кто готовил их к сражению, – дали хорошую взбучку. Первыми как всегда инициативу проявили женщины, повинные в тех же преступлениях, что и мужчины – в убийствах, отравлениях, клевете, скупке краденого, вымогательстве, торговле оскопленными мальчиками. Эти всерьез взялись за дело – начали с того, что вцепились друг другу в волосы, принялись щипать за груди, затем неумело пустили в ход кинжалы. Потом и мужчины распалились. Крови было много, но вся эта резня более походила на обычную любительскую разборку. Не было в поединках трогающего за душу искусства выпустить кишки противнику, обмануть его ложным выпадом и затем полоснуть по горлу кривым иберийским мечом или каким-либо иным образом нанести смертельную рану.

Ларций, все эти дни присутствовавший на играх, давным–давно покинул бы трибуну, если бы не утихавший интерес, когда же на арену выедут Сацердату.

На третий день, в проходе он лицом к лицу столкнулся с Регулом. Тот был горд, весел, хотя его имя за эти дни не раз выкрикивали с арены. Сенатор поделился с Ларцием последними новостями, шепнул по секрету – знающие люди утверждают, что скоро император осыплет его, Регула, новыми милостями. Ларций знал цену этим слухам. Обратившись к императору с просьбой назначить его главой пожарников Рима, непотопляемый сенатор получил решительный отказ. Подобный ответ на просьбу известного в столице мошенника никого из осведомленных в дворцовых тайнах людей не удивил.

Сразило другое.

Кто бы мог подумать, что такая малость, как отказ в официальном назначении, нежелание императора встречаться лично, нагонит такой страх на Регула. «Непотопляемый» более недели не появлялся на заседаниях сената. Прятался в своем убежище среди статуй. Но сегодня Регул был явно доволен. Он попытался напроситься к Лонгам в гости – сам по причине неслыханной жадности Регул никогда и никого не приглашал к себе, – а в конце разговора с нарочитым сожалением известил префекта, что на играх «не будет изюминки».