При сличении текста Трактата с Хроникой[49]
прежде всего обнаруживается ряд крупных текстуальных совпадений. Таковы: 1) рассказ о комете, нашествии татар и битве при Калке (Трактат, I.I.2; Хроника, кн. III, гл. XXXI, стр. 120-121); 2) о разорении Рязани и Суздаля (Тр., ibid., в непосредственной связи с рассказом о битве при Калке; Хр. III, XXXVI, 129); 3) рассказ о разорении татарами Польши, о битве при Лигнице (Тр. I.I.3; Хр. III, XXXVIII, 131-134); 4) о посольстве Асцелина (Тр. I.I.5; Хр. III, XLIII, 142); 5) о татарских нашествиях на Польшу и событиях 1259, 1275, 1285 гг. (Тр. I.I.9; Хр. III, XLIV, 144; III, LVII, 172; III, LIX, 177-178; III, LXII, 182); 6) о происхождении славян. (Тр. I.II.3; Хр. I, I, 1-2); 7) о королях вандалов (Тр. I.II.4; Хр. I, XVIII, 19-20); 8) о крещении Литвы; (Тр. II.I.2; Хр. IV, XXXIX, 270-271); 9) о крещении Самагитии (Тр. II, I.2; Хр. IV, XLV, 283-284); 10) о поселении Витовтом татар в Литве, о битве при Ворскле (Тр. II.I.2; Хр. IV, XLI, 274); о Свидригайле (Тр. II.I.2; Хр. IV, XLVIII, 279).Заметив эти совпадения, А. Боржемский, автор лучшего общего исследования о Хронике, решил, что в компоновке ее Меховский использовал Трактат. Он говорит: «Miechowita uzywal tego dziela (Трактат) przy pisaniu swej kroniki. Cale ustepy doslowine z niego odpisywal. Odnosi sie to szczegolniej do owych miejsc, gdzie mowi o stosunkach etnograficznych lub geograficznych. Ztamtad tez wzial niektore szczegoly o Tatarach, Litwinach i dotyczace poczatkow Slowian»[50]
.Это мнение, на первый взгляд совершенно основательное, по ближайшем рассмотрении оказывается плодом недоразумения: оно вызвано простым, но неправильным сопоставлением дат выхода в свет Трактата (1517) и Хроники (1519), при чем странным образом упускаются из виду соображения о времени написания Хроники, с большой вероятностью формулированные и Лукасом[51]
, и Бостлем[52], и самим Боржемским[53].Вкратце эти соображения сводятся к следующему. Глава LXIV книги IV, с которой начинается самостоятельная часть Хроники Меховского, написана между ноябрем 1515 г. и мартом 1516 г.; глава же LXXVII и последующие относятся уже к 1519 г. Иначе говоря, если главы LXIV-LXXVI написаны в течение 1515-1518 гг., а последние LXXVII-LXXXV — в первое полугодие 1519 г., то начало Хроники (книги I-III и главы I-LXIII книги IV) правильнее всего относить ко времени до 1515 г.
Между тем Трактат написан в 1517 году, как это явствует из двух дат в тексте: 1) I
.II.2: «... татары пришли и заняли Азиатскую Сарматию или Скифию 306 лет тому назад», что, при сравнении с датой прихода татар (1211) в I.I.2, дает 1517 год; 2) I.III.3: «Сыновья его (Оккаса) поселились около замка Сарай, примерно, лет за 70... до нынешнего 1517 года».Таким образом, в известной части Хроника предшествует Трактату, а так как из приведенного нами перечня текстуальных совпадений видно, что они все относятся именно к первой, так назыв. длугошевской части Хроники, составленной, как сказано, до 1515 г., становится очевидным, что заимствования сделаны автором из Хроники в Трактат, а не обратно.
Полное подтверждение этому находим в текстологическом анализе этих заимствовании. При всем сходстве соответствующих мест в Трактате и Хронике, в них обнаруживаются некоторые весьма характерные различия. Наиболее общее — это, во-первых, упрощение латинских конструкций в Трактате, сравнительно с Хроникой, путем замены цицероновской расстановки слов во фразе — современной, путем упрощенной постановки эпитетов, вставки или опущения слов для облегчения понимания сложной латинской фразы и т. п.[54]
; во-вторых, наличие в Трактате, с одной стороны, таких мест, где, несомненно, имеется сокращение более подробного текста Хроники (напр., Тр. I.I.9 — о Петре Крампе при взятии Сандомира — Хр. III, XLIV, 144; перечень спутников Ягелло при путешествии в Литву: Тр. II.I.2; Хр. IV, XXXIX, 270 и мн. др.), с другой стороны таких, где связный рассказ собран из разных глав Хроники (Тр. I.I.9 — Хр. III, IV, 144; III, LVII, 172; III, LIX, 177-178; III, LXII, 182).Наиболее доказательны, однако, не эти моменты, а те, так сказать, рудиментарные остатки основного текста, какие обнаруживаются в тексте Трактата. Рассказ о взятии Киева и походе татар на Польшу начинается словами: «После вышесказанного надлежит по порядку изложения перейти к ужасному татарскому опустошению». В Трактате слова эти совершенно непонятны, так как в предшествующей главе именно и говорилось об опустошении татарами северо-восточной Руси. Наоборот, в Хронике (III, XXXVIII, 131) они были на месте, так как до того говорилось не о татарах, а о Генрихе Набожном, о событиях в Польше 1239 и 1240 гг. и т. п.
В рассказе о взятии Сандомира в 1259 г.[55]
автор Трактата, опустив отрывок о Петре Крампе и о заключении перемирия, оставляет непонятными для читателя слова о нарушении мира татарами (fide violata).