Бодин рассказывает[81]
об одном человеке, которого он знал лично и который был еще жив в то время, когда он писал о нем, — это было в 1580 г., — рассказывает, что с этим человеком с 57-го года его жизни жил также постоянно домовой дух, давал ему добрые советы, внушал ему искоренять в себе пороки, какие в нем были, помогал ему в разрешении трудностей, какие встречал он при чтении Св. Писания и вообще помогал ему добрыми советами в разных обстоятельствах жизни. В три или четыре часа утром дух обыкновенно стучал в дверь его комнаты для того, чтобы таким образом разбудить его. Если он хотел делать что-нибудь доброе, полезное, дух шептал ему на правое ухо; если же предпринимал он что-нибудь недоброе, опасное, — дух шептал ему на левое ухо; так что с ним не случалось ничего такого, о чем бы он заблаговременно не был предуведомлен своим духом. Иногда он слышал голос духа. А однажды, когда он находился в одной крайней опасности (сам не зная этого), дух явился к нему в виде дитя необыкновенной красоты и таким образом спас его от несчастья.Вильгельм, епископ Парижский, говорит[82]
, что он знал одного шутника, у которого жил дух тоже шутливого характера, — дух шутил с ним, мешал ему напр., спать, т. е. когда тот ложился в постель, он бросал что-нибудь в стену, стащит с кровати или одеяло или его самого.Я слышал от одного очень серьезного человека такое происшествие, случившееся с ним самим однажды в жаркий день, когда он был в поле: вдруг с него стащило что-то плащ и сапоги и сорвало шляпу, я проснулся и услышал громкий хохот и голос одной уже умершей, хорошо известной мне особы, которая, казалось, радовалась сделанной со мною шутке.
Все приведенные нами рассказы о домовых переданы нами, с немногими прибавлениями и сокращениями, так, как изложены они у Кальме. Некоторые из этих рассказов отвергнуты самим автором, другие оставлены автором без всякой критической оценки их. На некоторые из этих рассказов мы сделаем краткие замечания, не считая нужным делать обширных замечаний, потому что сами рассказы не заслуживают этого.
У вольноотпущенного Марка и одного мальчика острижены волосы какими-то неизвестными людьми, которых они видели во сне. Плиний, расположенный к суеверию, думает, что волосы остриг домовой. Но из того, что оставшиеся без волос видели во сне каких-то людей, вовсе не следует, что это были домовые; скорее предположить, что это проделка недовольных на Марка или шалунов, а не домовых, созданных Плинием, который принимал на веру подобные рассказы без критической оценки.
О. Вальдинг заимствовал из какой-то ненапечатанной рукописи и передал Кальме рассказ о преступных связях Луппы с демоном, который научил ее бесчеловечно обращаться со слугами. Но мы уже в предыдущей главе объяснили, что нежное сообщение людей со злыми духами вещь немыслимая. Да разве человек не мог быть в преступных связях с Луппою, и разве не мог советовать ей бесчеловечно бить слуг? Представленные О. Вальдингом основания слишком недостаточны для того, будто у Луппы жил домовой в качестве прислуги.
Также нелепо и предположено Иовия, будто у Агриппы жил домовой в виде собаки, которая бросилась в реку, когда узнала, что Агриппа умер. Разве обыкновенная собака не может броситься в воду и погибнуть?
Из рассказа графа Деспильера скорее, чем домовому, нужно приписать хозяину проделки над солдатом и испуг графа, который испугавшись насилу отыскал пистолет. — По тому самому, что не домовой, а хозяин дома мог быть недоволен тем, что к нему на квартиру назначили солдата.
Рассказы о домовом — Саксонском поваре, слуге семинариста и Бернардинского монаха, о домовом Бодина и Лапландских домовых, а также проделки домового, описанные в письме к Кальме почтенным священником из Италии, — чистейший вздор, придуманный самими авторами.