Что толкает человека на то, чтобы вырваться из мирской круговерти и уйти в монахи, став таким образом «крайним в ряду»? Говорят, его призывает к себе сам Бог. Конечно, это так, но как Он это осуществляет? Какие чувства внушает тому, кого решил сделать целиком своим? Думается, Бог ничего не внушает, а просто открывает ему глаза, и земная действительность предстаёт его взору тем, чем она и является на самом деле, – бессмыслицей и скукой. И человек становится «иным». Отныне то, что привлекает остальных, служит предметом их вожделений, – деньги, жизненные удобства, людская слава, власть и даже здоровье, – оставляет его равнодушным. Он ещё не знает, где его счастье, но уже знает, что оно не здесь. А потом настаёт момент, когда Бог приоткрывает ему щёлочку в мир, где его душа только и может найти радость и успокоение, и тогда возврат к мирским интересам становится окончательно невозможным.
Щёлочка открывается по-разному. У пушкинского бедного рыцаря это произошло так:
Это поэтическая фантазия, хотя так вполне могло произойти и в жизни, и наверняка происходило. Но у нас есть и подлинные свидетельства о том, как Господь «уязвляет» своих избранников, чтобы уже не отпустить их от себя. Наиболее яркое из них – свидетельство преподобного Симеона Нового Богослова (умер в 1022 году), ставшего после дивного видения великим подвижником и великим учителем Церкви. По свойственной всем святым людям скромности он говорит о себе в третьем лице.
«Жил в Константинополе некто по имени Георгий, юноша возрастом лет двадцати… Он познакомился с неким монахом, жившим в одном из константинопольских монастырей, человеком святым, и, открывая ему сокровенности сердца своего, сказал и то, что сильно жаждет спасения души своей. Честный старец, поучив его, как следовало, и дав ему небольшое правило к исполнению, дал ещё и книжицу св. Марка-подвижника, где он пишет о духовном законе. Юноша принял эту книжицу с такою любовью и таким благоговением, как бы она была послана ему от Самого Бога, и сильную возымел к ней веру, надеясь получить от неё великую пользу и великий плод. Почему читал её с великим усердием и вниманием и, прочитав всю, великую получил пользу от всех глав её. При всем том, однако ж, он ничего особенного не делал (как уверял меня с клятвою), кроме того, что каждый вечер неопустительно исправлял то небольшое правило, которое дал ему старец, и не иначе, как исправив уже его, ложился в постель и засыпал. Но со временем совесть начала ему говорить: положи ещё несколько поклонов, прочитай сколько-нибудь других псалмов, проговори сколько можешь большее число раз “Господи Иисусе Христе, помилуй мя!” Он охотно слушался своей совести и, что она внушала ему, делал без размышления всё так, как бы то повелевал ему Сам Бог; и ни разу не ложился спать так, чтобы совесть обличала его, говоря: для чего ты не сделал того и того? Так всегда слушался он совести своей, никогда не оставляя без исполнения того, что сделать она внушала ему. А она каждый день всё больше и больше прилагала к обычному его правилу, и в немногие дни вечернее его молитвословие возросло в великое последование.