Трактат о любви. Духовные таинства

Здесь мы подошли к самой трудной части нашего исследования, требующей особой внимательности, поскольку на сцену неожиданно вышла связанная с Христом и Церковью составляющая половой любви, которую Владимир Соловьёв считал настолько существенной, что называл её просто «половой любовью». Это может навести на мысль, что мы слишком поторопились отвергнуть теорию Паскаля-Шопенгауэра и что позади влюблённых, может быть, прячется всё-таки сам Бог. Нет, для такого утверждения не появилось никаких новых оснований, ибо «соловьёвская» любовь совершенно не связана с Богоявлением или Богоприсутствием. Если бы не было в нашем распоряжении показаний людей, удостоившихся подлинного Божьего посещения, мы могли бы ещё ошибиться, но, к счастью, у нас есть в этом вопросе надёжные критерии. Вспомним «Рассказ о юноше Георгии» преподобного Симеона Нового Богослова – мы ведь не зря привели его целиком прежде того, как приступили к обсуждению третьего вида любви, – он не оставляет никаких сомнений, что в половой любви нет описанных в нём признаков близости Бога: ни неземного света, ни необыкновенного умиротворения, ни неизречённой радости, ни вообще ничего такого, что им излучается. Это чисто человеческое чувство – приятное, радостное, волнующее, но не вводящее в жизнь Бога и не открывающее нам ничего, лежащего за пределами нашей собственной природы. Это хорошая, благая, светлая половая любовь, но отнюдь не божественная. За ней не стоит Бог, но достаточно уже того, что за ней не стоит низший дух родовой жизни, ибо она имеет духовную, а не биологическую сущность. А то, что она представляет собой тот тип любви, которую питает Христос к своей Церкви, не даёт оснований заключить, будто в ней к нам приходит Христос. Творец создал мою душу по образу Троицы, но это не значит, что я – Троица. Я наделён Творцом даром слова, но это не значит, что, как только я начинаю произносить слова, в меня вселяется Бог-Слово. В конце концов, «всякое даяние благо и всяк дар совершен свыше есть, сходяй от Тебе, Отца светов», но это никак не означает, что во всяком добром нашем чувстве, помышлении или поступке имеет место прямое Богоявление.

Надо сказать, что и сам певец «благородной» половой любви Владимир Соловьёв недостаточно чётко отделял её от биологической её составляющей, с одной стороны, и от божественной любви – с другой. Сам его термин «половая любовь», употребляемый им без оговорки, что под ним понимается лишь духовная составляющая тяготения между противоположными полами, вводит в заблуждение. Конечно, Соловьёв не мог предвидеть, что само слово «секс», то есть «пол», начнёт вскоре означать половой акт, и ничего больше, но даже для своего времени он выражался, а значит, и мыслил недостаточно аккуратно. Из-за этого его читатели, в зависимости от настроения, могли воспринимать его «половую любовь» и как физиологию, и как божественное чувство, и у них возникало впечатление, что Соловьёв их отождествляет. На эту неаккуратность указывал, например, Даниил Андреев: «Хорошо знакомому с историей религии Соловьёву не могли не быть известны факты, показывающие, что вторжение в религиозные организации и в культ представлений о различии божественно-мужского и божественно-женского начал чревато исключительными опасностями. Понятые недостаточно духовно, недостаточно строго отделённые от сексуальной сферы человечества, вторжения эти ведут к замутнению духовности именно сексуальной стихией и кощунственному отождествлению космического духовного брака с чувственной любовью и, в конечном счёте, к ритуальному разврату».

Упрёк совершенно справедлив, хотя Соловьёв в своём осмыслении любви обращался не к образам языческих уранического и хтонического космических начал, а к образу

Христа и небесной Церкви. Если читать высказывания Соловьёва о любви, постоянно делая поправку на неточность его словоупотребления, из них можно почерпнуть много ценного. К сожалению, поправку делают большей частью не в ту сторону, в какую надо, а в противоположную. Вот пример. Восторженный почитатель Соловьёва поэт Александр Блок, чей цикл «Стихи о Прекрасной Даме» целиком вырос из образа Вечной Женственности, написал следующие строки:

И медленно пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Её упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.