Читаем Трактат об эффективности полностью

В свете таких рассуждений война уже не представляет собой чего-то таинственного или неопределимого. Она сведена к логике процесса, развивающегося исходя из взаимодействия противоположных (взаимоисключающих и взаимодополняющих) сил: двух противников – таким образом, их соотношение становится вполне когерентным. В бою, следовательно, не остается места неопределенности или случайности, он не поддается никакому внешнему предопределению – велению Бога или судьбы. «Небо» в трактатах китайских стратегов – не более чем метеорологическая или климатическая категория; перед нами концепция, по своей сути чисто натуралистическая, и небо естественным образом учитывается в ней как один из факторов при оценке соотношения задействованных сил и не более того (Сунь-цзы, гл. 1, «Цзи»). В случае поражения никому никогда не придет в голову ссылаться на «гнев небес»: виною всему всегда будет ошибка полководца (Сунь-цзы, гл. 10, «Ди син»). Что касается предварительных сведений, которые нужны стратегу, чтобы начать сражение, то он и не думает получать их от «духов», а пользуется данными своей разведки. Тому же мыслителю приписывают лапидарную формулу: «запретить предсказания и избегать колебаний» (Сунь-цзы, гл. 11, «Цзю ди»). Стратег не просто отбрасывает все гадания, естественные накануне сражения, которым так доверяла вся наша европейская античность; он не допускает даже малейшего сомнения (а ведь сомнение всегда терзает любого полководца, когда тот, составив план сражения, начинает приводить его в действие, – читаем мы у Клаузевица). Все эти рассуждения пронизывает одна модальность: то, что делается «одним ударом», не может не случиться и не дать результатов (если, разумеется, обеспечены соответствующие условия), оно «неотвратимо» (би). Идея «неотвратимости» хода вещей и естественной гарантии успеха (для того, кто умеет им пользоваться) пронизывает все учение китайцев. Такой мыслитель, как Мэн-цзы, в целом занимающий явно прямо противоположную этим стратегическим тезисам позицию, убежденный, что власть государя опирается не на соотношение сил и, следовательно, не на искусство вести войну, а на авторитет, имеющий нравственные основания, так же не отходит от логики временной последовательности. Тут скорее сама нравственность выступает как особая сила, тем более могущественная, что она держится на влечении и на влиянии, оказываемом без насилия. Заботьтесь о своем народе, радуйтесь вместе с ним, говорит государю Мэн-цзы, и вы постепенно обязательно станете самым сильным из всех государей, потому что все народы сами захотят жить под вашей властью, они сами распахнут перед вами свои двери и не смогут ни в чем противиться вам. Силой нельзя ничего добиться, а можно только проиграть, ведь срок пребывания у власти ограничен, а высокий сан порождает соперников. Но достаточно опереться на естественную склонность, обусловленную властью, чтобы люди сами привели вас к славе и триумфу (Мэн-цзы, 1, А, 7). Такое заключение можно перенести из стратегии в другие области, даже если исходные позиции прямо противоположны (нравственные ценности – против личного благополучия). Вам не нужно даже «стремиться» к результату – эффект появляется сам как следствие отражения благоприятных обстоятельств, он естественно из них вытекает и становится «неизбежным». Вся китайская философия эффективности, каковы бы ни были ее идеологические мотивы, проявляется в следующем: «вернуться» к основам основ [12], к «началу», иначе говоря, к исходной точке, к тому, что, будучи условием, перенесенное на эволюцию событий, начнет соответствующим образом последовательно саморазвиваться без внешнего влияния. Таким образом, в отношениях, построенных по схеме «средство – цель», (??) эффект не только возможен, но и становится «неотвратимым» при продолжении спонтанного развития.

Мы видим, что расхождение между всеми этими средствами для достижения эффективности слишком велико, чтобы не подверстываться под более общее различие. Оценка и выбор, лежащие в исходной точке отношения «средство – цель», – это прежде всего основа той социальной и политической процедуры, которая продвинула так далеко вперед греческий мир и которую он сделал своим главным институтом (от совета старейшин в гомеровские времена до демократическогоголосования в народном собрании). Попутно выбор интериоризируется и превращается в «начало будущего» (arche ton estomenon), где человек осуществляет свои поступки. Что касается Китая, то он никогда не поощрял выбора в своей политической жизни; он выработал свое видение мира, и у истоков эффективности здесь находится не действие как изолированный акт, а некий способ преобразования.

ДЕЙСТВИЕ ИЛИ ПРЕОБРАЗОВАНИЕ

Перейти на страницу:

Похожие книги

Календарные обряды и обычаи в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. XIX - начало XX в.
Календарные обряды и обычаи в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. XIX - начало XX в.

Настоящая книга — монографическое исследование, посвященное подробному описанию и разбору традиционных народных обрядов — праздников, которые проводятся в странах зарубежной Европы. Авторами показывается история возникновения обрядности и ее классовая сущность, прослеживается формирование обрядов с древнейших времен до первых десятилетий XX в., выявляются конкретные черты для каждого народа и общие для всего населения Европейского материка или региональных групп. В монографии дается научное обоснование возникновения и распространения обрядности среди народов зарубежной Европы.

Людмила Васильевна Покровская , Маргарита Николаевна Морозова , Мира Яковлевна Салманович , Татьяна Давыдовна Златковская , Юлия Владимировна Иванова

Культурология
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука