Трактат об эффективности

Во всяком случае, только такое действие, как вступление в бой, может, по-видимому, обеспечить «истинную эффективность», реализуясь в качестве «прямого эффекта» и достигая того, что является целью. У Клаузевица не остается ни тени сомнений насчет природы этого эффекта: на войне начало боевых действий не может означать ничего, кроме стремления уничтожить противника. Клаузевиц, как мы видим, в действительности принадлежит к той плеяде традиционных теоретиков войны, которые верят, что все начинается с движущихся друг на друга боевых порядков, как это было еще в античности (вообразим столкновение фаланг, идущих одна на другую сомкнутыми рядами); при жизни Клаузевица недосягаемых высот в этом деле достиг Наполеон (вспомним Аустерлиц). Именно на этой основе Клаузевиц строит свою теорию: единственная цель борьбы – уничтожить врага (см. «О войне», 1,2: «Уничтожение сил противника всегда является наилучшим средством, вершиной, самым эффективным действием, перед чем все остальное меркнет»). В древнем китайском трактате дается прямо противоположная рекомендация. Одна из его первых глав открывается следующим постулатом: «Вообще на войне лучше сохранить страну противника без разрушений, разгромить ее – это наихудший поворот событий» (Сунь-цзы, гл. 3, «Моу гун»). Тот же принцип сохраняет силу при проведении боевых действий в любых масштабах: «Сохранить нетронутой армию противника лучше, чем уничтожить ее». Точно так же обстоит дело, подчеркивают стратеги для большей ясности, и на уровне любого, даже самого маленького пехотного подразделения. Это делает еще более очевидным противоположность двух мнений, европейского и китайского: «Те, кто хорошо разбирается в военном деле, подчиняют себе армию противника, не начиная сражения; они занимают города без штурма и побеждают противника без больших затрат времени. Весь мир нужно побеждать без сильных разрушительных ударов, оставляя его неповрежденным; только так оружие не тупится, а успех достигается наибольший». Как резюмирует один из комментаторов (Ли Цюань), нет такой ценности, которую следовало бы уничтожить. Лучше привлечь на свою сторону силы противника, чем истреблять их. Углубившись на территорию противника, отрезав его от его баз, нарушив связь, можно заставить его сдаться, – он сам признает свое поражение. Когда я занимаю страну противника, «я сохраняю без потерь свою армию», а экономический эффект оказывается максимальным. Следовательно, здесь нет никакого парадокса. Оставим в стороне всякие кривотолки: мы избегаем массового уничтожения противника не из-за душевной доброты, а потому что стремимся к эффективности. Если цель войны, рассматриваемой с позиций боевых действий, – это уничтожение противника, то с точки зрения трансформации, эта цель выглядит как не-разрушение и не-уничтожение.

Начинает вырисовываться противоположная точка зрения, к которой мы будем постоянно возвращаться: эффективность действий – прямая (от средств к цели), но это дорого и рискованно; эффективность преобразования носит косвенный характер (от условия – к следствию), но постепенно она становится неотвратимой. Самое лучшее, что может быть на войне, уточняет китайский классик, – «атаковать противника в его стратегии», потом «в его союзниках» (или «когда армии соединяются»), а потом уже «ударить по войскам» и, наконец, «по плацдарму». Начать (непосредственно) осадную войну – это самое худшее, что может быть, потому что тогда войска как бы увязают в войне, и наши силы оказываются поставлены под удар. С точки зрения стратегии, такое неподвижное противостояние дает нулевые результаты. Стратегия состоит в том, чтобы нанести удар по противнику в его «мозговом центре», а не по его физическим силам, – говорят древние комментаторы. Дело в том, что мало-помалу деморализовавшийся враг сам сдастся, он будет побежден без сопротивления, только потому, что его сопротивление парализовано, а не потому, что силы были «введены в бой».

Понятие «вступления в бой» оказалось удобным для Клаузевица еще и вот почему: оно помогло ему анализировать войну как таковую, stricto sensu, [В строгом смысле слова (лат) – Ред.] отделив ее от всего, что ее окружает и к ней примешивается, но ею не является. Иначе говоря, терминологически различаются война как таковая, понимаемая как «применение вооруженных сил», и то, что можно рассматривать всего лишь как «подготовку боевых действий»: она заключается в «поддержании войск в боеспособном состоянии» и ее, собственно говоря, можно исключить из стратегии. Даже Клаузевиц не совсем игнорирует такую «подготовку» к войне и не отрицает ее влияния (или, по крайней мере, того, что он вынужден считать таковым, потому, что «подготовка», признает он, непосредственно приближается к действию, поскольку вслед за ней начинается война, а на практике война и подготовка к ней чередуются).