Этим объясняется то, что его роль называют «пустой»: идеальный государь остается «незаметным». Теоретик авторитаризма говорит о нем то же, что сказал бы мудрец-даос: должно быть лишь известно, что «он существует наверху» (Хань Фэй-цзы, гл. 38, «Нань сань»). Однако можно заметить некоторое внутреннее противоречие в этой версии деспотизма, связанной с «не-деянием». Если даосизм проповедовал не-деяние правителя для того, чтобы дать возможность раскрыться индивидуальности подданных, освободив таким образом их инициативу от жестких рамок предписаний и запретов (которые, как полагают даосы, непосредственно связаны с развитием цивилизации), то «легистский» деспотизм выполняет прямо противоположную роль: подчинить всех индивидов власти одного человека, воплощающего само Государство.
В то время как даосизм направлен на установление социального порядка, характеризующегося «естественной простотой», «легисты» стараются организовать отправление власти на совершенно искусственной основе (власть должна быть независима от чувств и эмоций правителя и основываться только на действующих в данном обществе законах и нормах и на строгом контроле за их соблюдением). Тем не менее они ожидают, что такая искусственная организация, сконструированная чисто механически, будет действовать самопроизвольно; именно таким образом они пытаются возродить идею «не-деяния», принадлежащую даосизму, а также положение о естественности процесса: Суверен не должен ничего делать, а должен предоставить возможность проявиться естественному ходу вещей, ибо тогда повиновение придет само собой, а социальный порядок установится самопроизвольно. «Легисты» близки даосам в части, касающейся критики разума и отказа от идеала добродетели, а также в том, что они приписывают спонтанности большую эффективность. Но коль скоро «легисты» стремятся к ускоренному развитию общества на исходе китайской Древности и не верят в возможность возвращения к патриархальному обществу, о чем говорится у Лао-цзы (80), они особенно озабочены тем, чтобы правитель мог стать самым могущественным среди других суверенов, оспаривающих его власть. Для восстановления единства Китая «легисты» готовы пойти на любые меры – в том числе деспотические – и использовать все преимущества имманентности: только при условии, что они сумеют радикализовать власть до такой степени, что она снова станет незаметной (и сольется с функционированием аппарата); таким образом они придадут ей характер закона природы, действие которого неизбежно и неминуемо, и им удастся представить ее как естественную и само собой разумеющуюся.
Даосизм показывает путь имманентности при освобождении от социального принуждения, тогда как «легистский» деспотизм обращается к имманентности только для того, чтобы сделать принуждение абсолютным. При следовании одной и той же логике рассуждения сделаны совершенно противоположные выводы: но даже при столь ярко выраженном деспотическом характере легистской тирании мы вновь видим перед собой то самое соотношение условия и результата, которое стало структурно организующим для всей китайской концепции эффективности. Если условия неподходящие, то, как указывает мыслитель-легист, (Хань Фэй-цзы, гл.28, «Гун мин»), сколько бы ни было проявлено героизма, результат будет плачевный: сколько бы ни было приложено сил, «колос не вырастет зимой»; когда же условия становятся благоприятными, то результат приходит имманентным образом – без необходимости прилагать особые усилия, увещевать, призывать, торопить, подталкивать; так же, как «течет вода или плывет корабль», суверен и деспот следует естественному пути и все ему бесприкословно подчиняются. Именно поэтому суверена называют «совершенномудрым». Он должен только спокойно ждать.
ПОЗВОЛИТЬ ЭФФЕКТУ ПРОЯВИТЬСЯ
Следует признать, что практически никогда никому не удавалось решить очень важный, быть может, даже самый важный вопрос, от которого зависит результативность действия: при каких условиях возможна эффективность, что нужно с нашей стороны, чтоб достичь ее в той или иной конкретной ситуации? Разумеется, этот вопрос неоднократно ставился в научно-технической области, чей объект исследования стабилен и строго определим. А еще – в области искусства: в повествовательных искусствах, в эстетике и риторике. Эффективность в данном случае носит специфический характер – убедить или произвести приятное впечатление. Но тот же вопрос ни разу не рассматривался в общем плане, с точки зрения поведения человека в живом неопределенном мире, как не рассматривался он и в свете более широкой стратегической перспективы: в Европе не было разработано искусство получения результата (даже «Князь» Макиавелли не дал нам его), как не изучалась в теоретическом плане и «хитрость» (metis). Ибо все наши исследовательские усилия были направлены на изучение «действия» – добродетельного и удивительного, являющегося предметом этики или эпопеи.