Фактически, специалист является предтечей этого призрачного существа, этой шестерёнки, этой механической вещи, расположенной в рациональности социальной организации, в совершенном порядке зомби. Он встречается повсюду, как в политике, так и среди налётчиков
. В каком—то смысле, специализация является наукой роли, она придаёт видимости некий блеск, который до этого ему придавало благородное происхождение, манеры, шик или счёт в банке. Но специалист делает ещё больше. Он нанимает себя для того, чтобы нанимать других; он является этим звеном между техникой производства и потребления и техникой зрелищного представительства, но это изолированное звено, что—то вроде монады. Зная всё об одном фрагменте, он вовлекает других в производство и потребление в пределах этого фрагмента так что он получает прибавочную стоимость власти и увеличивает свою долю представительства в иерархии. Он знает как отказаться, по необходимости, от множества ролей для того, чтобы сохраниться в одной из них, сконцентрировать свою власть вместо того, чтобы разбрасываться ей, свести свою жизнь к одной колонке. Тогда он становится менеджером. Беда лишь в том, что круг в котором осуществляется его власть является всегда слишком ограниченным, слишком фрагментарным. Он находится в ситуации гастро—энтеролога, который лечит болезни, касающиеся его профиля и при этом отравляет всё остальное тело. Конечно, значение группы, которой он правит может придать ему иллюзию власти, но анархия обладает такой природой, и фрагментарные интересы так противоречивы и конкурируют друг с другом, что в конце концов он осознаёт своё бессилие. Точно так же, как главы государств парализуют друг друга тем, что обладают ядерной силой, специалисты своим вмешательством вырабатывают и в конечном итоге создают гигантскую машину — власть, социальную организацию — которая господствует над ними всеми и угнетает их с большей или меньшей предусмотрительностью в соответствии с их положением в качестве шестерёнок. Они создают и приводят в действие эту машину вслепую, поскольку она является ансамблем их вмешательств. Значит от наибольшего количества специалистов следует ожидать внезапного осознания этой столь разрушительной пассивности, на которую они работали с таким упорством, осознания, которое с силой швырнёт их в сторону воли к реальной жизни. Можно также предвидеть, что их определённое количество, из тех, что были подвержены в течение наиболее долгого времени с большей или меньшей интенсивностью излучениям авторитарной пассивности, должны будут вслед за офицером из Исправительной колонии Кафки погибнуть в машине, подвергаемые пыткам вплоть до последнего издыхания. Вмешательство людей облечённых властью, специалистов, каждый день создаёт и воссоздаёт колеблющееся величие власти. Результаты известны. Можно представить себе тот леденящий кошмар к которому нас приговорит рациональная организация, общий резерв кибернетиков способных уничтожить любое вмешательство или по крайней мере держать его под контролем. Останутся лишь обладатели самоубийственной термоядерной силы, которые смогут оспаривать у них Нобелевскую премию.Повсеместное использование имени и фотографии в том, что любопытным образом называют удостоверениями «личности», демонстрирует их тайное сотрудничество с полицейской организацией современных обществ. Не только с низшими полицейскими функциями слежки, надзора, избиений, методичного убийства, но также с более секретными силами правопорядка. Постоянное обращение одного имени, одной фотографии в письменных и устных информационных сетях указывает на иерархический уровень и категорию, занимаемые индивидом. Само собой, наиболее часто произносимое имя на районе, в городе, стране, или в мире обладает завораживающей силой. Статистическая таблица, составленная на данной основе в определённом хронотопе с лёгкостью определяет карту рельефа власти.
До сих пор, изнашивание роли исторически сопровождалось незначительностью имени. Для аристократа имя содержит в себе резюме тайн рождения и расы. В потребительском обществе, рекламное обнародование имени Бернара Буффе превращает посредственность в знаменитого художника. Манипуляция именем служит фабрикации руководителей, точно так же, как и продаже шампуня для волос. Но она также означает, что известное имя больше не принадлежит его владельцу. Под этикеткой Буффе нет ничего кроме шёлковых чулок. Кусочек власти.
Разве не комично слышать, что гуманисты протестуют против сведения людей к цифрам, к регистрационным книгам. А что, разве уничтожение человека под оригинальностью имени не равноценно бесчеловечности серии цифр? Я уже говорил, что причудливая борьба между так называемыми прогрессистами и реакционерами всегда обращается вокруг этого вопроса: следует ли разлагать человека ударами наказаний или наград? Хорошенькая награда, иметь известное имя!