Никто не отказывает либерализму в его праве на славу за распространение ферментов свободы на все четыре стороны мира. В каком—то смысле свобода прессы, мысли, творчества по крайней мере обладали тем преимуществом, что обличали фальшь либерализма; и разве они не предоставили ему самую красноречивую похоронную речь? Насколько умелой всё—таки является система, отнимающая свободу во имя свободы! Автономия индивидов уничтожается путём вмешательства, свобода коммерции отнимает свободу у
Что такое социализм? Это способ помочь либерализму выйти из своего противоречия, то есть из одновременных защиты и уничтожения индивидуальной свободы. Мешать индивидам отрицать друг друга путём вмешательства может быть достойной целью, но социализм наталкивается на другое решение. Он упраздняет вмешательство, не освобождая индивида; более того, он сливает индивидуальную волю в коллективную посредственность. Однако, верно то, что только экономический сектор стал предметом его реформ, и оппортунизм, либерализм повседневной жизни отлично чувствует себя при режиме бюрократического планирования, контролируя всякую деятельность, карьеру активистов, конкуренцию между лидерами… Вмешательству кладут конец в одной сфере, унитожая экономическую конкуренцию и свободу предприятий, но курс на потребление власти остаётся единственной формой авторизованной свободы. Интересно разделение между сторонниками двух видов самоограничения свободы: свободы производства и свободы потребления!
Двойственность социализма, радикальность и её отрицание, отлично проявляется в двух выступлениях, отражённых в протоколах дебатов в I Интернационале. В 1867–м, Шемале напоминает, что «продукт обменивается
на продукт с равной стоимостью, или это мошенничество, обман, кража». Значит, по его мнению, дело за тем, чтобы рационализировать обмен, сделать его справедливым. Социализм вносит исправления в капитализм, гуманизирует его, планирует, опустошает его сущность (прибыль); и кто получает выгоду от уничтожения капитализма? Тем не менее, наряду с этим социализмом существовал и другой. На конгрессе Международного Товарищества Рабочих в Женеве в 1866–м, Варлен, будущий коммунар заявил: «До тех пор пока существуют препятствия для работы на самого себя свободы не будет». Кто осмелится сегодня освободить свободу, заключенную в социализме не отдав все силы борьбе против социализма?Надо ли вдаваться в долгие комментарии об отказе всех разновидностей современного марксизма от проекта Маркса? В СССР, в Китае, на Кубе, что в них всех общего с созиданием целостного человека? Поскольку нищета, подпитывавшая собой революционную волю к преодолению и радикальным переменам истощилась, пришла новая нищета, рождённая из отречений и компромиссов. Отречение нищеты и нищета отречения. Разве не чувство того, что он утратил свой изначальный проект, позволив ему фрагментироваться и реализоваться лишь частично, заставило Маркса произнести с отвращением: «Я не марксист»?
Даже мерзкий фашизм является волей к жизни — отрицаемой, обращённой вспять, подобно ногтю врастающему в мясо. Воля к жизни стала волей к власти, воля к власти стала волей к пассивному подчинению, воля к пассивному подчинению стала волей к смерти; уступить пядь в качестве, значит отдать всю тотальность качественного.
Сожжём фашизм, конечно, но пусть то же пламя охватит все остальные идеологии без исключения, а также их лакеев.
Поэтическая сила, по вине обстоятельств, была отвергнута или предана забвению повсюду. Изолированный человек отказывается от своей индивидуальной воли, от своей субъективности, для того, чтобы вырваться из своей изолированности: взамен он получает иллюзию общности и обострённый вкус к смерти. Самоотказ — это первый шаг к интеграции в механизмах власти.