Проповедуя перед мирянами, бегинками и монахинями, Экхарт стремился воцерковить их религиозный опыт пантеистического толка. Он пытался описать этот опыт посредством корректных церковных формулировок и явить его в заново воссозданном (переименованном) виде своей аудитории, стоящей одной ногой в ереси. Если, скажем, бегинки считали, что «...люди свое бытие имеют от Бога», что «они — в Боге и Бог — в них», что «они стоят в сущности Божьей»[962], то Мастер толковал эту связь в терминах формальной зависимости разнородных (formaliter), а не реальной зависимости однородных существ (realiter et naturaliter). Новый способ толкования еретического эманационизма был сутью педагогической и кураторской деятельности Майстера Экхарта. Поскольку же этот герменевтический метод реализовался главным образом во время чтения проповеди (возможно, также во время исповеди), то именно проповедь, а не видение или послание как ранее, стала в начале XIV в. основным мистическим жанром. Но какое влияние в свою очередь оказала духовность бегинок на творчество самого Мастера? Она привнесла в него свой мифо-поэтический образный ряд, которым университетское богословие его не смогло бы снабдить. Уже в начале страсбургского периода в проповедях Экхарта появляется знаменитый образ «искорки» — того «места» в душе, где Бог встречается с человеком[963], — образ, по-новому оформивший понятие «интеллекта» и привнесший в него новые смыслы. Далее, мистические сочинения бегинок передали Мастеру ряд своих тем, главной из которых была тема «человека высокого рода» (Лк. 19, 12; ср. «ame anientie» Маргареты Порете, «bonus homo» протокола ереси Риз, «diu friunde gotes» «Сестры Катрай»). В рамках этого конструкта Экхартом и Сузо разрабатывались метафизические основы буржуазной этики. Позже теоретический конструкт перешел со страниц богословских трактатов в реальную жизнь (ср. «друзья Божьи» в окружении позднего Таулера и Рульмана Мерсвина). Наконец, религиозный опыт бегинок предоставил Экхарту общую конфигурацию богословской доктрины, в которой кроме Бога и человека, не было места ни культу, ни таинствам, ни иерархии, земной или небесной. В этой связи существенные изменения претерпело и экхартовское учение об «отрешенности». Сугубо этическое, оно углубляется до мистического. Оставаясь лейтмотивом аскезы в миру, «отрешенность» толкуется как отказ от обладания тварью, внедренной в сознание в качестве образных представлений. Такой отказ есть необходимое и достаточное условие стяжания Бога. (Примечательно, что внутреннее неимение твари может идти рука об руку с его внешним имением.)
Между 1308 и 1313-1314 гг. Экхарт написал свой самый известный трактат «Книга Божественного утешения». Вместе с другим трактатом «О человеке высокого рода», вероятно, читавшимся как проповедь, он вошел в состав немецкоязычного диптиха, известного в рукописной традиции под названием «Liber benedictus». Оба произведения были сведены в единое целое кёльнскими инквизиторами и озаглавлены по латинскому эпиграфу, предпосланному «Книге»: «Benedictus deus et pater...» (2 Кор. 1, 3). Созданная в традициях жанра, восходящего к «Утешению философией» Боэция, «Книга» была адресована Мастером Агнессе Венгерской по случаю убийства ее отца Альбрехта I Габсбурга при Кенигсфельдене 1 мая 1308 г. Именно эта «Книга» по большому счету спровоцировала Кёльнский процесс, в ходе которого автору было предъявлено из нее 23 высказывания в качестве еретических. Некоторые из них вошли в перечень буллы «На ниве Господней».