Трактаты. Проповеди

Несмотря на очевидную ограниченность, правомерность рассуждений о Боге положительным образом логически проистекает из опровержения эквивокации, этой, как сказано, общей основы отрицательного богословия. В современном языкознании к одноименным символам-эквивокам наиболее близко стоят полные лексические омонимы, т.е. разные по значению слова, совпадающие в написании, произношении, грамматическом оформлении, а также всей системе производных форм. По Аристотелю и Фоме, омонимия существует не только в пределах языка. Омонимично по своей природе и изобразительное искусство. Так, изображение является графическим омонимом человека[1010]. Пару «человек — изображение» объединяет не наличие глубинного тождества между ее членами, какими могли бы быть одушевленность, разумность, а наличие тождества внешнего: по очертанию, цвету, размеру. Все дело в качестве общего знаменателя, сущностного или акцидентального, необязательного и случайным образом совпадающего у обоих членов пары. Одноименная символизация, впрочем, недостаточно чистый пример омонимии, ибо у Фомы не сводятся два, а скорей берется одно слово в его одном же значении, сперва приложенном к явлениям дольнего, а затем горнего мира. В двойном приложении к различным уровням бытия значение теряет тождество себе самому. Теперь это чуждые друг другу значения, хотя они по случайности связаны между собой единой звуковой и графической оболочкой: праведность, мудрость, милосердие Божье и праведность, мудрость, милосердие человека[1011].

Одноименная символизация является не чем иным, как логическим обоснованием дуализма, духовного опыта и философского учения, утверждающего самостоятельность и непроницаемость друг для друга божественной и тварной областей. (Из отрицательного метода этого, конечно, не следует.) Поскольку же дуализм не имеет ничего общего с церковным учением о Боге и твари, он, вернее одноименная символизация, его зримое и, в отличие от самого опыта, логически определенное обоснование, подвергается в трактатах Фомы последовательной критике. Между вещами, пишет Аквинат в «Сумме против язычников», о которых говорится лишь в одноименном смысле, нет соответствия и порядка, ведь между ними нет ничего общего, кроме одного имени, случайно приписанного им; но в отношениях между Богом и вещами тварного мира нет места случайности, ведь это суть отношения между причиной и тем, что обусловлено ею. «Там, где имеется лишь одноименное обозначение, не наблюдается подобия между вещами, а бывает лишь единство имени. Но между вещами и Богом существует некоторое отношение подобия. Поэтому получается, что (слова) не изрекаются о Боге исключительно одноименным образом»[1012].

Упомянутый Фомою факт, что «между вещами и Богом существует... отношение подобия», представляет собой твердое основание положительного богословия. Однако вслед за утверждением допустимости «via positiva», надо тотчас ввести в нее необходимые ограничения, потому что, как помним, «принцип никогда не является тем, что изведено из этого принципа». Утверждение положительного метода в богословии и его ограничение в обязательном порядке предполагают друг друга. Соображения Аквината по поводу предельных возможностей аффирмативной речевой практики стали для Майстера Экхарта своего рода руководством в том деле, которому он посвятил многие годы своей жизни, именно: разработке списка теонимов, именослова Бога.

Отрицательный метод

В противоположность положительному, отрицательный метод можно было бы описать как: Бог не есть N, где N представляет собой произвольно выбранный предикат. «Тебе надо Его возлюбить, когда Он не-Бог, не-Дух, не-Лицо и не-Образ, но сплошное, чистое, ясное и чуждое всякой двойственности Единое. Но и в этом Едином нам надлежит вечно погружаться от нечто к Ничто»[1013]. Отрицательное богословие Экхарта стало развернутым ответом на его призыв «покинуть» (gelâzen) Бога: «Высшее и самое важное, что человек может оставить, это когда он Бога покидает ради Бога»[1014].