Трактир «Ямайка»

"Ямайка" сверкала огнями; двери были распахнуты настежь, ставни открыты. Трактирщик походил на огнедышащее чудовище, возникшее в ночной тьме.

Трактирщик зажал Мэри рот рукой и с силой придавил ее к стенке кареты.

– Так хочешь донести на меня? – проговорил он. – Побежишь к судье, и я буду болтаться на веревке, как дохлая кошка? Ну что ж, у тебя еще будет время, Мэри. Сначала постоишь на берегу моря, ветер и брызги остудят тебя, ты увидишь закат и прилив. Ведь ты знаешь, что все это значит? Знаешь, куда я собираюсь взять тебя?

Мэри смотрела на него с ужасом. Кровь отхлынула от ее лица. Она попыталась заговорить с ним, но его рука все еще зажимала ей рот.

– Ты вообразила, что не боишься меня? – продолжал Джосс. – Насмехаешься надо мной, воротишь свою хорошенькую белую рожицу, дерзко смотришь?.. Ну да, я пьян… пьян, как король, и пусть разверзнутся небеса и все катится в тартарары – мне плевать. Сегодня мы с приятелями позабавимся на славу, быть может, в последний раз. И ты, Мэри, поедешь с нами к побережью…

Он отвернулся и прокричал что-то сообщникам. Испугавшись его крика, лошадь рванула вперед, увлекая за собой карету. Огни "Ямайки" скрылись во мраке.

11

Эта кошмарная поездка длилась больше двух часов, пока они не добрались до побережья. Потрясенная жестоким отношением с ней, вся в синяках, Мэри лежала без сил в углу кареты. Она не думала о том, что ей предстоит. В карету влезли разносчик Гарри и еще двое. Они уселись рядом с дядей. От них скверно пахло, сильно разило винным перегаром и табаком.

Трактирщик сам пришел в ужасное возбуждение и довел своих сообщников до такого же состояния. К тому же присутствие в карете девушки подливало масла в огонь. Зрелище ее слабости и очевидных страданий явно доставляло им удовольствие. Сначала они пытались заговорить с ней, смеялись и напевали, всячески стараясь произвести на нее впечатление. Разносчик Гарри принялся горланить свои непристойные куплеты. Он орал так, что сотрясал карету, чем вызвал лишь восторженные вопли слушателей, еще больше распаляя их.

Они с любопытством поглядывали на Мэри в надежде уловить на ее лице смущение и неловкость. Но она была слишком измучена, и грязный смысл их слов и песенок не доходил до нее, а их голоса едва проникали сквозь завесу усталости. Ко всему дядя еще пребольно уперся ей в бок локтем. Голова раскалывалась, табачный дым разъедал глаза, она с трудом различала оскалившиеся физиономии попутчиков. Что бы они ни говорили или ни делали, не имело уже никакого значения. Мэри мучительно хотелось уснуть и не видеть и не знать ничего.

Когда они убедились, что девушка не реагирует на их фокусы, то перестали обращать на нее внимание, и Джосс Мерлин, порывшись в кармане, вытащил колоду карт. Игра сразу же заняла их, наступило благословенное затишье, и Мэри еще сильнее вжалась в угол, отворачивая лицо от горячего дыхания дяди и его животного запаха. Она закрыла глаза и ни о чем больше не думала; покачивание кареты убаюкало ее. Усталость была столь сильна, что сознание почти покинуло Мэри. Слабо, как в дурмане, она ощущала тупую боль, смутно слышала скрип колес, тихие голоса, но все это происходило как бы не с ней и ее не касалось. Свет померк в ее глазах, и девушка погрузилась во мрак, с благодарностью приняв его как милость свыше. Время больше не существовало для нее.

Мэри очнулась, лишь когда карета остановилась. Через приоткрытое окно внутрь проникал холодный и влажный воздух. Вокруг было тихо, она сидела в углу одна. Джосс с попутчиками ушли, взяв фонарь. Некоторое время девушка сидела не шелохнувшись, боясь, что они вот-вот вернутся. Что же с ней приключилось? Она потянулась было к окну, но тело пронзила острая боль, оно было как чужое. Боль сковала онемевшие от холода плечи; одежда на ней все еще была влажной. Мэри откинулась назад и посидела так, собираясь с силами.

Потом заставила себя наклониться к окну. По-прежнему дул сильный ветер, однако ливень сменился холодным мелким дождем. Карета стояла в узкой глубокой лощине, лошадь была выпряжена. Лощина круто уходила вниз, по ней вилась узкая неровная тропинка. Вперед было видно всего на несколько ярдов.

Все окутала ночная мгла, а в лощине было темно, как в колодце. Ни единой звезды на небе. Лишь свист и вой ветра, да густой сырой туман вокруг.

Она просунула в окно руку и вытянула ее вперед: пальцы коснулись рыхлого песка и мокрой от дождя травы. Девушка подергала за ручку, но дверца была заперта. Напряженно всматриваясь в темноту, Мэри прислушалась. Ветер донес до нее глухой и так хорошо знакомый шум. Впервые в жизни она не обрадовалась, услышав его. Дрожь пробежала по ее телу, сердце сжалось от дурного предчувствия.