Трактир «Ямайка»

Он вслух выругался, рванулся вперед и разбил кулаком окно, не обращая внимания на звон стекла и кровь, хлынувшую из раненой руки. Мэри опомниться не успела, как он оказался рядом с ней в комнате. Подхватив Мэри на руки, Джем положил ее на кровать. С трудом отыскав в темноте свечу, он зажег ее и, опустившись на колени подле постели, посветил ей в лицо. Он осторожно провел пальцами по ссадинам и, когда она поморщилась от боли, резко вдохнул воздух и снова выругался.

– Я мог бы не допустить этого, – произнес он и, загасив свечу, сел на постель возле нее, взял на мгновение ее руку, крепко сжал и отпустил.

– Господь Всемогущий, почему ты поехала с ними? – спросил он.

– Они напились до бесчувствия и вряд ли соображали, что делают. В их руках я оказалась беспомощной, как ребенок. Их была целая дюжина или больше, а дядя… он всем верховодил, он да еще разносчик. Но если ты сам все знаешь, к чему спрашивать меня? Не заставляй меня вспоминать весь этот ужас.

– Они тебя били?

– Вот синяки, ссадины – сам видишь. Я попыталась убежать и сильно ободрала себе бок. Они, конечно, поймали меня. На берегу связали по рукам и ногам, а рот заткнули мешковиной. Я видела, как в тумане шел к берегу корабль. Но что я могла сделать одна, да еще в такую бурю. И я лежала связанная и смотрела, как гибнут люди.

Голос ее задрожал, и она умолкла, повернувшись на бок и закрыв лицо руками. Он даже не пошевелился – сидел молча рядом с ней на постели, такой далекий, погруженный в неведомые мысли. Мэри почувствовала себя еще более одинокой, чем прежде.

– Значит, мой брат хуже всех обращался с тобой? – спросил он.

Мэри устало вздохнула. Что толку было теперь говорить об этом.

– Я тебе уже сказала, что он был пьян, – повторила она. – Ты, верно, лучше меня знаешь, на что он способен в таком состоянии.

– Да, знаю. – Немного помолчав, Джем вновь взял ее за руку. – За это он поплатится жизнью, – произнес он.

– Его смерть не вернет убитых им людей.

– Сейчас я думаю не о них.

– Если ты думаешь обо мне, не растрачивай понапрасну свое сострадание.

Я сама отомщу за себя. По крайней мере, одному я научилась: полагаться только на себя.

– При всей их храбрости, женщины – существа слабые, Мэри. Тебе лучше держаться от этого подальше. Это – моя забота.

Она ему не ответила; ее намерения его не касались.

– Что ты намерена делать? – спросил он.

– Еще не решила, – соврала Мэри.

– Ежели он собирается уехать завтра, у тебя мало времени для раздумий, – заметил Джем.

– Дядя полагает, что я поеду с ним и тетей Пейшнс.

– А что ты?

– Посмотрим, как все повернется завтра.

Какие бы чувства она ни испытывала к Джему, поставить под удар свои планы она не могла. Он все еще был загадкой для нее, а главное – законопреступником. Но тут она вдруг поняла, что, выдав дядю, она тем самым предаст и его.

– Если я попрошу кое о чем, обещаешь ли ты выполнить мою просьбу? – спросила она.

Он впервые улыбнулся, иронично и снисходительно, как в Лонстоне, и она вновь потянулась к нему, радуясь этой перемене.

– Смотря что, – ответил он.

– Я хочу, чтобы ты уехал отсюда.

– А я сейчас и уеду.

– Нет, я имею в виду из этих мест, подальше от "Ямайки". Хочу, чтобы ты обещал, что не вернешься сюда. Я сумею защитить себя от твоего брата.

Отныне он мне не страшен. Не приходи сюда завтра. Пожалуйста, обещай, что уедешь.

– Что у тебя на уме?

– Это тебя не касается, но может причинить тебе неприятности. Большего я сказать не могу. О, если бы только ты доверял мне!

– Доверять тебе? Боже милостивый, конечно же, я доверяю тебе. Это ты не хочешь мне поверить, дурочка ты эдакая. – Он беззвучно рассмеялся и, наклонившись, обнял и поцеловал ее так, как в Лонстоне, только более решительно, с отчаянием и горечью. – Ладно, играй свою игру и предоставь мне играть мою, – сказал он. – Коли тебе охота изображать парня, не могу тебе помешать, но ради твоего личика, которое я поцеловал и еще поцелую, поостерегись. Ты ведь не хочешь погибнуть? Теперь я вынужден уехать, через час рассвет. А что, если оба наши плана провалятся? Станешь ли ты жалеть обо мне, если нам не суждено больше увидеться? Да нет, конечно, тебе будет все равно.

– Я этого не говорила. Вряд ли ты поймешь.

– Женщины думают иначе, чем мужчины. Они живут в другом мире. Поэтому я их не очень-то жалую. От них только горе и неразбериха. Приятно было свозить тебя в Лонстон, Мэри… Но когда дело доходит до жизни или смерти, как сейчас, то, Бог свидетель, я бы очень хотел, чтобы ты оказалась за сотню миль отсюда и тихо сидела бы с шитьем на коленях в уютной гостиной, где тебе и положено быть.

– Я никогда не вела такого образа жизни и никогда не буду.

– Отчего же? В один прекрасный день ты обвенчаешься с каким-нибудь фермером или лавочником и будешь вести спокойную жизнь, пользуясь уважением соседей. Только не рассказывай им, что некогда жила в "Ямайке" и за тобой ухаживал конокрад. Не то перед тобой захлопнутся все двери. Прощай, и желаю тебе, чтобы все благополучно закончилось.

Он поднялся, подошел к окну, пролез через разбитое стекло наружу и, держась за конец одеяла, спустился на землю.