Трактир «Разбитые надежды»

— Хороший ответ. Вы храбрый и умелый воин. Не знаю, кто и где вас учил, но делал он это толково и с душой. Вы можете стать моим послушником, и обучать тому, что умеете, братьев Каноников. Будете одеты и накормлены, у вас появится специальный зал для занятий, покой и время для самосовершенствования и размышлений. Монастырь — лучшее место для этого. Более того, я сам займусь дальнейшим вашим образованием. Смирите гордыню, ибо она затмевает взор души и мешает видеть Путь.

— Путь воина — это смерть, — процитировал Леха слышанную когда-то от Старого Бирюка фразу.

— Все мы идем этим путем, и воины, и селяне. Никто из живущих не избежит смерти. Но только воин не думает и не вспоминает о ней, она всегда за его спиной, растворена в воздухе, которым он дышит. Таким образом, ее дуновение в каждом вздохе, но он больше того, чем дышит. Появляясь на свет в этом мире, воин словно умирает для мира, куда более прекрасного и величественного. И, завершая свой земной круг, он лишь возвращается туда. А потому, отринув помыслы о неизбежном, без колебаний направь дух, разум и телесные упражнения не на суетные терзания и помыслы, а на сам Путь.

Лешага молчал. Нечто подобное он уже слышал прежде от наставника, хотя тот говорил не столь красиво и куда более резко.

— Мне нужно уходить, — наконец буркнул он, досадуя, что не знает, как достойно ответить человеку в маске.

— Нет, — покачал головой тот. — Вовсе не нужно. Мирские дела лишь тлен. Лишь через отказ от мира, через проживание боли утрат ты придешь к необходимости осознания и растворения себя в мире и мира в себе. А потому говорю — лишь себе ты что-то должен. Лишь через внутреннее совершенство придешь к просветлению. Я понимаю твою боль. Это боль жертвы, которая много сильнее, чем боль от раны, но так и ребенок, появляясь на свет, причиняет невыносимые муки своей матери и рвет связывающую их пуповину. Само провидение направило тебя сюда. Не упусти шанс.

Лешага по-прежнему молчал.

— Я вижу, ты беспокоишься о девушке. Можешь не говорить — беспокоишься, иначе бы не рисковал, спасая ее. Не буду скрывать, вам придется расстаться. Не бойся, ее не убьют, не станут мучить. Ей надлежит перейти в мир, куда более высокий и могущественный, чем наш. Надлежит стать его частью. Я понимаю твои чувства, но пока ты думаешь о ней, пока все твои помыслы устремляются к ее нежности и красоте, ничего иного не войдет в твою душу и твой разум. Женщина — лишь приманка, отвлекающая мужчину от пути совершенствования.

Ученик Старого Бирюка недоверчиво хмыкнул.

— Не веришь?

— Нет.

Красный огорченно покачал головой.

— Надеюсь, ты понимаешь, что я хочу спасти тебе жизнь.

Воин молча пожал плечами.

— Забавно, но, кажется, я этого хочу больше, чем ты. — В мягком увещевающем голосе Настоятеля послышалась стальная нотка. — Или что же, надеешься уйти отсюда иным путем? Не обольщайся. Итак, две возможности: ты отказываешься от своей женщины и становишься моим послушником — это гарантирует тебе жизнь, — или, — он развел руками, — ты будешь казнен, а женщина все равно последует дорогой тех, кому суждено вытянуть жребий ухода в иной мир, — он помолчал и добавил: — Лучший мир.

— Это моя женщина. Я бился за нее и готов биться снова, — холодно проговорил Лешага, словно пропустив мимо ушей все сказанное перед тем. — Столько раз, сколько понадобится.

— Каким же образом?

Уголок губ Лехи чуть приподнялся, одно мгновение — он ушел в кувырок и связанные руки его оказались впереди. Еще миг — и лежащий на столе автомат с резным прикладом оказался бы у него. Но не тут-то было. Человек в маске без лишних движений ушел в сторону и ударом ноги сбил оружие на пол, а в следующую секунду его пятка с силой врезалась в солнечное сплетение бывшего стража, отбрасывая того в сторону. Лешага отлетел, успев по пути зацепить пару разбросанных на столе патронов. Удар был резким и точным, все нутро обожгло, будто расплавленным огнем. Ученик Старого Бирюка вскочил, сцепив зубы, острые головки пуль торчали из его кулака двумя клыками.

— Хорош, хорош, — Красный улыбнулся чуть насмешливо, но без злобы. — Ладно, специально для тебя я придумал еще один вариант. Ты говоришь, что это твоя женщина. Пусть будет так, я принимаю вызов. Когда ты проиграешь, станешь моим послушником. А моей женщине надлежит смириться с ее жребием.

* * *