Трактир «Разбитые надежды»

Леха резко повернулся, собаки на миг отпрянули. Этого времени ему вполне хватило. Он, словно щенка за шкирку, поймал сознание большущего черного пса и хорошенько встряхнул, требуя беспрекословного повиновения. Сейчас он был для этого безмозглого комка шерсти всеми ужасами мира. Черный понял это, почувствовал каждой малюсенькой клеточкой и жалобно заскулил, умоляя простить за то, что не распознал хозяина.

Но хозяин был добр, ужасен, но добр. Он погладил верного пса по холке, потрепал за ухом. Он был добр! Добр, но ужасен…

* * *

Дорога огибала холм. Высокий, точно срезанный, отвесный склон. Лишь в одном месте дожди уже начали промывать овраг, и проточина тянулась с самой вершины вниз, по дуге обходя торчавшую обломками зубов каменистую гряду. Даже не слишком внимательный глаз мог разобрать, что это не камень, а бетон, густо поросший мхом. Но Лешаге не было до этого дела. Как и до того, что было здесь много лет назад, до Того Дня, когда квадрат подвергся бомбардировке сверхмощными боеприпасами объемного взрыва. След одной из бомб — глубокая воронка, ставшая за прошедшие годы небольшим заплесневелым озерцом, заставила караван в этом месте еще сильнее растянуться, чтобы не лезть на еще один бетонный холм, утыканный скрученными ошметками железной арматуры. Лешага сидел за валуном, покрытым бурым мхом, стараясь полностью слиться с местностью. Конечно, бетон — не живой камень, и сливаться с ним куда труднее, но другого укрытия поблизости не было.

Еще чуть-чуть, и телега, обогнув холм, втянется в высотку. Вот тогда-то и наступит его черед. Он смотрел, будто ощупывая взглядом четырех прорв, сидящих по обе стороны от Бурого и возчика. Этот был не из волкоглавых. Леха глядел на его ссутуленную спину и понимал, что бедолага и сам до жути боится седоков. Телега приближалась. Бывший страж уже слышал скрип ее колес. Он поманил Черного и чуть заметно кивнул. Пес оскалился, показав клыки прирожденного охотника. Вожак прекрасно знал, что сейчас надлежит делать. Лай и рычание всхлестнули, точно перечеркнув, дотоле спокойный, размеренный ход унылого каравана. Псы будто выросли из травы и, оскалившись, бросились в атаку. Гомон и визг сотрясли округу, толпа пленниц и немногочисленные пленники бросились вперед. Не знающие страха прорвы силились оказать сопротивление, но стоило им выцелить одну собаку, как две другие уже рвали стрелка. Через мгновение месиво испуганных людей и чешуйчатых хлынуло в распадок, в панике стараясь пролезть как можно дальше и быстрее.

Именно это и нужно было Лешаге. Огрызающиеся зверолюды не оставляли своего поста и лишь отталкивали прикладами напиравших пленников. Все их внимание было поглощено этим незамысловатым занятием. Никем не замеченный, Лешага возник около телеги, два ножа блеснули в его руках.

«Честный бой — недопустимая роскошь, — утверждал Старый Бирюк. — Вы можете вести его лишь с теми, кого безмерно уважаете. Но таких людей не стоит убивать. Все же прочие, проявив враждебность, уже обманули ваши ожидания, а потому действуйте, как выгодно вам, не считаясь с тем, что скажут другие».

Два зверолюда упали возле телеги, даже не успев обернуться. Два выстрела — и еще два трупа. Леха бросился к Бурому и с максимально возможной скоростью начал перерезать кожаные ремни. Перепуганный возница хлестнул лошадей…

— А ну, стой! — рыкнул Лешага.

Беднягу, как ветром, сдуло с козел. Бывший страж рванулся вперед, натягивая вожжи, пытаясь остановить упряжку. И в этот миг двое прорв, взявшихся невесть откуда, повисли у него на плечах, едва не сбив с ног. Схватка была короткой, но испуганные кони понесли, словно оглашенные, радуясь, что бич не хлещет больше их спины, и удила не калечат рты. Они мчались, как никогда раньше, и не будь за их хвостами груза, вообще едва касались бы земли копытами.

Леха бросился вслед. Сейчас бы, вероятно, стоило подстрелить одну из скачущих очертя голову лошадей. Но для этого тоже необходимо оторваться от мечущейся в ужасе толпы, заполняющей все пространство вокруг.