Трактирщик

  - Совершенно верно, Ваше преосвященство, именно праведным физическим трудом я их некогда заработал. Готов поклясться в этом!

  - Негоже всуе клясться: верю тебе и без того. Расскажи лучше, о каком это происшествии ты упоминал?

  - Ваше преосвященство, я долго думал: стоит ли об этом вообще кому-нибудь говорить, ибо чувствую, что знание это может быть опасно. Но скрывать что-то от святой Церкви - грех, ведь правда?

  - Истинно так: Церковь всеведуща, и даже если ты попытаешься что-то скрыть, рано или поздно это станет известно, ибо Господом речено: 'Итак не бойтесь их, ибо нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано. Что говорю вам в темноте, говорите при свете; и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях'. А кто мы, грешные, чтобы сомневаться в словах Христа?

  - Так вот, Ваше преосвященство: несколько дней назад я ездил по округе в поисках крестьян, которые бы согласились поставлять продукты для моего открывающегося вскоре трактира. В один из дней мне встретился попутчик - бродячий подмастерье и мы продолжили путь вдвоём. Случилось так, что неподалёку двое монгол захватили в плен чешского пана и пытали его. У меня на родине всякому известно, что багатурам возбранено хватать знатных людей, находящихся под защитой царской пайцзы. Тут же творилось явное беззаконие, так ли, Ваше преосвященство?

  - Допустим. Но откуда ты знаешь, что пленником был чешский пан, а не какой-нибудь судетский шпион? И отчего полагаешь, что он был под защитой?

  - Так ведь сам рассказал...

  - Кто? Пленник? Не может такого быть: если уж монголы принялись кого пытать, тот всё равно больше не жилец на свете!

  - Так уж вышло, Ваше преосвященство, что допытать толком им не удалось...

  - Отчего же это?

  - Померли.

  Аббат поднялся из-за стола и подошёл вплотную, внимательно вглядываясь в моё лицо.

  - Вот как? Какая внезапная смерть... И ты, сыне, вправду думаешь, что я поверю в то, что двое монгольских батуров или даже простых аратов ни с того ни с сего вдруг взяли и скончались?

  - Так сами посудите, Ваше преосвященство: неужто можно было дозволять басурманам над христианином злодействовать, тем более - над славянином? Грех ведь.

  Ну, мы с попутчиком им и помогли поменьше нагрешить.

  - То есть - Шестую заповедь нарушили, выходит?

  - 'Возлюби ближнего твоего, как самого себя'. Так нас учит Христос через Святое Писание. А ближние нам - наши братья, а не пришельцы-кочевники, отче! И делайте со мной, что хотите, а я о том, что сделал, не жалею!

  Острым взглядом князь-аббат впился в мои глаза. Ну что же, гляделки я с детства люблю, давай, кто кого пересмотрит!

  Минуту мы сверлили друг друга очами и я уж решил, что зря решил открыться бенедиктинцу, ошибочно посчитав его противником монгольских захватчиков. Вот сейчас аббат вызовет бородатого телохранителя и прикажет схватить дерзкого убийцу, обнаглевшего без меры и отважившегося нахально явиться к нему прямо в руки... Нет, риск, конечно, дело благородное, но весьма чреватое приключениями 'на нижние девяносто'.

  Вдруг отец Гржегош крепко ударил меня культяпкой правой руки по плечу, звонко расхохотавшись:

  - Ну, сокол, ну, хрдина! Порадовал старика! Выходит, двумя роштяками-поганами на нашей земле меньше стало! А не врёшь?

  - Ей-богу!..

  Старый воин жестом велел мне занять стоящий обочь стола чурбак, сам же взгромоздился на край стола, нависнув надо мной подобно утёсу.

  - Так как же вы исхитрились их победить? Ведь у тебя и оружия-то приличного не было с собой, это точно известно, и в Жатеце не продаст никто из купцов не горожанину. А уж подмастерье-бродяга тем более меч или копьё с собою не потащит!

  - Ножами, Ваше преосвященство. Сперва подобрались со спины почти вплотную, а там уж в рукопашную сошлись. Чингисхановцы и до луков добежать не успели: те у конских сёдел висели, а монголы как раз у костра христианина поджаривали.

  Ну, а под конец и сам пан Чернин сумел по силе возможности в бою нам подсобить...

  - Кто, говоришь? Пан Чернин? Ну-ка, ну-ка, это который же из Чернинов? Род-то немаленький.

  - Простите, Ваше преосвященство, но имени его я не спросил. Назвался же освобождённый пленник паном Чернином из Бржедицкого Градца. Где этот Градец находится - не знаю.

  Лицо аббата вновь стало жёстким, а похолодевший взгляд засверкал как прообраз дуговой электросварки.

  - Вот как? А чем ты можешь доказать, что то был именно рыцарь Амос Чернин из Бржедицкого Градца?

  Вот те здрасьте! Я ещё и доказывать что-то должен? Приплыли, называется: только что поп меня чуть ли не в герои записал, и тут же обратно в гестапо решил поиграть? Ну его на фиг, такое отношение!

  - Да откуда я знаю, Амос это был или понос! Я у него документы не проверял! Только вот что он в благодарность за спасение подарил.

  Я запустил руку под одежду и вытянул из-за ворота приметный крест с обломанным кончиком.

  Сняв гайтан через голову, я вложил подарок градецкого рыцаря в ладонь отца Гржегоша.

  Внимательно осмотрев медный крестик, настоятель вернул его, заметно повеселев:

  - Нет, выходит, не Амос! Скорее всего, тебе повезло встретиться с молодым паном Павлом.