Вот и едет он теперь, затерявшись в массе молодых кроссово-джинсовых мужчин со своим единственным оружием – сотовым телефоном, только… Что и смущало. На операцию и с одним телефоном – парадокс. А вдруг произойдёт нападение. А вдруг защищать придётся, а он – Алексей Леонидович, не только без броника (бронежилета), хотя бы третьего класса, пистолетную пулю, говорят, выдерживает, ощущение удара кувалдой – всего лишь! – но и без пистолета. Скажи кому – засмеют, если узнают. А никто и не узнает, он не дурак, себя выставлять.
Расслабленно прислонившись к закрытым дверям, сонно прикрыв глаза под тёмными очками, внимательно оглядывает Алексей Леонидович пространство в секторе объекта внимания градусов в сто двадцать, не меньше. Пока всё нормально, всё без эксцессов, группа спокойно едет… Мальчишки, кстати, интересные, отметил Алексей Леонидович, весёлые, задорные, особенно малыш… О, приехали…
– Ур-ра, выходим! – воскликнул Генка, в охапку подхватывая Егорку, поворачиваясь к дверям. Дальше для них всё произошло неожиданно автоматически, их, стиснув, легко вынесло из вагона вместе с хлынувшей на выход толпой… Сплющенные и плоские, как бутерброд, мальчишки быстро оказались в стороне от мощного потока рвущихся на поверхность людей. Озираясь, испуганно оглядываясь, Егорка искал глазами отца.
– Ага, испугались! – с успокаивающей улыбкой подходя, заметил дядя Саша. – Придавили, да? Помяли?
– Нет, мы как бутейбьёд слиплись, – небрежно отмахнулся Егорка.
– Ай как хорошо про «бутейбьёд» Егорка сейчас сказал, – радостно заметил Кобзев. – Песня! Вот если бы как «бутерброд» – нажимая на звук «р», произнёс он. – Это бы плохо.
– Какая разница? – о чём это они, буркнул Мальцев. Если б не досадное обстоятельство, он бы вообще сюда не поехал, чего они веселятся, жалел сейчас.
– Не скажи! Для меня большая.
– А он боится, дядь Гена, что учиться с тобой придётся! – заметил Никита. – Слово же дал.
– И ничего я не боюсь! Вы просто не успеете.
– Мы не успеем? Мы успеем, – возразил Никита. – Ну-ка, Егорка, скажи папе «ремень».
– Емень, – с готовностью повторил Егорка.
– Не правильно, – скривился Никита.
– А ну-ка «р-рак», – прокатываясь на звуке «р», приказал Генка. – Давай-давай, Егорка, у тебя получится. Ну!
– Лак! – легко повторил малыш.
– Сам ты лак, – глубоко оскорбился и Генка. – Р-рак, надо говорить.
Егорка обиделся на себя, грустно склонил голову.
– Вот, я же говорил… – Кобзев, словно извиняясь, сильно сочувствуя «учителям», обрадовано развёл руками. – Не получается у нас. Не подросли мы ещё, как говорится. Увы! Не судьба, значит, с учёбой!
– Р-рак! – вдруг негромко, но правильно, сосредоточенно глядя куда-то в сторону, произнёс Егорка. Сам себе удивился, округлил глаза, почти напугался.
– Чего? Как ты сказал, как? – Кобзев присел перед сыном, обрадовано, ещё не веря, тормошил его. – Ну!
– Вот-вот… Получилось! – в восторге прыгали мальчишки. – Молодец! Ну-ка ещё, Егорка, ещё, так же!
– Л-л…
– Не-ет! – как стоп-кран дёргая, в голос вякнули «учителя».
– Ссяс… – мальчишка сжался, старательно набрал побольше воздуха и почти твёрдо, громко произнёс. – Р-рак! – вскинул брови, расплылся от удовольствия, и вновь открыл рот. – Л-ле… – Ой, – оборвал себя – Ссяс! – прислушиваясь к чему-то, чётко произнёс другое трудно для себя слово. – Р-ремень. – Вновь обрадовался. – Уя-я!
– Ура-ра! – вопил Генка.
– Ур-ра-а-а! – кричали они вместе.
– А звук «ч» всё равно не выговаривает, – заметил Кобзев. – Значит…
– Научим, – с полной уверенностью перебил Никита. – Да, Генка?
– Конечно! Ништяк уже!
– Генка! – машинально одёрнул Мальцев.
– А я и говорю, молодец, Егорка, научим… В Макдоналдс!
– В Макдо-оналдс! – на разные голоса вскричали мальчишки, вприпрыжку направляясь к эскалатору.
Следователь Алексей Леонидович в это время с равнодушным внешне лицом топтался неподалёку. Понял теперь, отчего мальчишки в дразнилки в вагоне играли. Он и сам-то, в детстве, мать говорила, долго почему-то картавил, картавил, потом оно само вроде, говорят, прошло. Или не само? Алексей Леонидович этого уже не помнил… Топтался сейчас, пытаясь оправдать неожиданную заминку, растерянно оглядывался по сторонам, словно приезжий, разглядывал надписи, вчитывался в информационные щиты то вдоль, то поперёк над головами вывешенных, оглядывал – вверх и вниз – спешащий народ. Не народ, лавина какая-то, река… И туда они, и сюда… Ни лиц рассмотреть, не с фотографиями сравнить… Ну, наконец-то. Его подопечные сдвинулись с места, заторопились к эскалатору. Двинулся и стажёр. Тремя ступенями стоя ниже, прикрывал тыл и фланги, изредка выглядывал вперёд… Всё норма-ально, всё споко-ойно…
Наконец и подъём – длинный и плавный, тоже сам собой закончился. Оп-па! Ступеньки, исчезнув под полом, послушные гению изобретателя, не то сложившись, не то перевернувшись вниз «ногами» под эскалатором, быстро побежали назад, торопясь успеть к новой лавине подъезжавших пассажиров. Замкнутый цикл, колесо. Как и всё метро в целом, как сама жизнь…