– Извините, Виктор Степанович! – Вася вскочил, залился румянцем. – Извините, занял ваше рабочее место. Но я хотел в интересах дела…
– Да сиди, раз в интересах дела, – уныло махнул Поползнев. – Я уж насиделся, все части тела себе отсидел. А что это за беседа у вас?
– Да вот, хотел воздействовать на психологию преступника, пока, так сказать, железо горячо, не отходя от кассы, как нам преподаватель на втором курсе говорил… – Вася кивнул на разложенные на столе фотографии.
Это были снимки с места преступления – того самого, где была найдена последняя жертва. На одной особенно выразительной фотографии лицо несчастной было дано крупным планом. По щеке убитой полз муравей.
– И как, подействовало? – хмыкнул Поползнев.
– Пока нет, – вздохнул Вася. – Упорный бандюга.
– Ты вроде уже не на втором курсе, – негромко протянул капитан.
Но Вася, судя по всему, не расслышал. Он снова повернулся к бомжу:
– Смотри, смотри, гад, что ты наделал!
Неожиданно несчастный перестал бормотать, схватился за голову и вполне отчетливо проговорил:
– Говорил я ей: не надо туда ходить. Говорил, говорил, говорил. – И снова тот же невнятный лепет.
– Ага! – возликовал Вася. – Значит, признаешь, что видел потерпевшую и говорил с ней? А если видел, значит, имел возможность убить!
Бомж продолжал бормотать.
Вася вскочил из-за стола, схватил Виктора Степановича за пуговицу и зашептал ему на ухо:
– А давайте мы с вами разыграем хорошего и плохого следователя! Нам преподаватель на третьем курсе говорил, и в кино часто показывают… Я, раз уже начал, буду плохой, а вы хороший.
– Вася, ты не на третьем курсе, – устало поморщился Поползнев. – И никого разыгрывать мы не будем, здесь у нас не кино, а реальное преступление.
Вася расстроился и отпустил пуговицу капитана. Но тут же на лице его снова вспыхнул энтузиазм:
– Тогда надо сравнить частицы грунта на его халате с частицами на месте преступления. Если они совпадут, будет еще одна улика. У экспертов есть частицы с места преступления?
– Были, – вздохнул капитан.
– Что значит были? – удивился Вася. – Куда могли деться улики?
– Лежали на столе, а уборщица подумала, что это простой мусор…
– Так я сейчас сгоняю на место преступления и возьму другие пробы грунта! – вызвался Вася. – Мне на мотоцикле это раз плюнуть! Одна нога здесь…
Виктор Степанович не стал его останавливать. Пускай съездит, хоть под ногами путаться не будет. Глядишь, обдует ветерком, и энтузиазма поубавится.
Подследственный вдруг поднял глаза на Васю и отчетливо проговорил:
– Не езди!
– Чего? – Вася в изумлении уставился на бомжа.
– Не езди, не езди, не езди! – зачастил тот. – Нельзя тебе туда, нельзя, нельзя!
Дальше снова началось бессмысленное хлопотливое бормотание, переходящее в бульканье.
– Ага, – воскликнул Вася, – не хочет, чтобы я ехал! Понимает, что грунт с места преступления его окончательно изобличит. Так вот, я непременно поеду!
Вася скрылся за дверью. Бомж закрыл лицо руками.
– Поехал, не послушался. И она не послушалась, а ведь Тимоша говорил: нельзя туда ходить…
– А почему ей нельзя было туда ходить? – с интересом спросил Поползнев.
Бомж отнял руки от лица.
– Нельзя потому что! Потому что нельзя! Потому что Тимоша знает, когда нельзя!
– Да откуда ты знаешь?
– Тимоша знает!
– Ох, доиграешься, – вздохнул Поползнев.
Он хотел уже вызвать охрану и отправить подследственного в камеру, но в это время дверь открылась, и, гремя ведром, на пороге возникла уборщица Неонила Матвеевна. Неонила работала в отделении с незапамятных времен, все сотрудники ее побаивались и называли почему-то Муравеевной.
– Ты куда, Муравеевна! – возмутился Поползнев. – Не видишь, что ли, я допрос провожу особо опасного преступника?
– Чего? – Уборщица поставила ведро на пол и взяла швабру на караул, как винтовку. – Это Тимоша особо опасный? Да его все садоводство знает как облупленного! Он мухи не обидит!
– Мухи, может, не обидит, – не стал спорить Поползнев. – А женщину молодую убил, судя по имеющимся уликам. Причем с крайней жестокостью и особым цинизмом.
– Улики, – проворчала уборщица и плеснула на пол так, чтобы нарочно попасть в ботинок капитана. – Вам бы все улики! А человека хорошего обидеть вам ничего не стоит. Он же как дитя невинное! Его все садоводство жалеет, подкармливает. Он ведь, Тимоша-то, исключительно через доброту свою пострадал.
– Как это? – спросил капитан, выливая воду из ботинка.
– А очень просто. Собаку пожалел.
Муравеевна снова поставила ведро, стала в позу памятника и принялась рассказывать.
Тимофей Курослепов работал водителем в транспортной фирме. Был он человек работящий, непьющий, незлобивый и покладистый, чем беззастенчиво пользовались сослуживцы и начальство. Он всегда соглашался подменить другого шофера, выйти на работу в выходной или даже в праздник, за что его дружно ругали жена и теща.
Жена и теща ему попались крайне боевитые и скандальные. Каждому известно, что обычно так и бывает: у скандального мужа жена покладистая, у покладистого – скандальная. Наверное, действует закон сообщающихся сосудов.
Надо сказать, Тимофею в этом смысле повезло особенно.