Читаем Трамлин-полет полностью

Часто ли рискуют профи? Нет. Дело в том, что риск любителя - это игра с собственным страхом. Как в сказках: вначале напои-накорми, потом рассмеши, а уж потом, как апофеоз удовольствия, - напугай. Так вот, там, где рискует любитель, он делает это, как правило, по невежеству. У профессионала в аналогичной ситуации и мысли о риске не возникает. Причем не возникает вовсе не потому, что потолок его возможностей на порядок выше. Просто у него к езде в принципе другой подход - это работа. Он тонко чувствует предел своих возможностей. При необходимости может приблизиться к нему вплотную, как бы подпереть, но езда на пределе требует от гонщика колоссальной энергетики и довольно быстро изматывает. По мере истощения "потолок" начинает давить, опускаться все ниже и ниже. Можно, правда, поднажать, найти какой-нибудь запасец, стимульнув себя злостью, например, а можно и на риск пойти. Только этот риск - действительно риск! Уповать в нем можно лишь на везенье. А рассчитывать постоянно на везенье - это несерьезно.

Веду я столь долгий разговор о профессионализме, чтобы прояснить ситуацию, предшествующую телефонному звонку в то раннее утро, и развитие дальнейших событий.

Вот теперь можно вернуться к теме. Напомню, речь шла об "органе", мешающем спокойно жить гонщику-профессионалу в отставке (осточертело слово "профессионал", да и "гонщик" - не лучше). Я еще говорил, что для гонщика автомобиль - это его тело. Так оно и есть. Без обостренного "чувства автомобиля" на трассе делать нечего! Вот оно, это чувство, и "накачано", как бицепс у штангиста. И где же, поинтересуетесь вы, находится этот "бицепс"? А вы спросите у любого гонщика. И знаете, что он вам ответит? "Чем чувствую? -наверняка переспросит он, посмотрит на вас оценивающе, мол, можно ли такое сказать, и если решит, что можно, то услышите: - Да задницей я чувствую!" К этому я еще вернусь (имеется в виду "чувство автомобиля"), а что касается ответа, то он, в первом приближении, весьма точен.

И еще. При сверхнагрузках время как бы замирает, ход его становится тягучим, словно застывший мед. За какое-то мгновение успеваешь столько всего осмыслить, проанализировать, что при обычном течении времени и сотую долю из того не осилить. Это не просто замедление - это соприкосновение с иным миром, а порой и полное погружение в него. Самому мне сплошь и рядом приходилось сталкиваться с "замедлителем" -так я называю ситуацию, когда время притормаживает свой бег. Первый раз это случилось еще в детстве. Было и потом, до гонок, несколько раз. А в гонках - это действительно сплошь и рядом. Вот, пожалуй, самый яркий, я бы сказал академический, случай.

1976 год. Последнее воскресенье октября. Традиционное рижское авторалли "Рудене". Тогда в этих соревнованиях участвовали и грузовики. Мы с напарником едем на ЗИЛе - шесть тонн "живого" веса и сто двадцать километров в час.

Спортивный ЗИЛ в работе. Шесть тонн массы умноженные на 120 км/ч

Раннее утро. Подмораживает. Четырнадцатый час соревнований. Подъезжаем к очередному скоростному участку. Называется он то ли Ропажм, то ли Тинужи - точно не помню. Помню только, что это километров двадцать лесных дорог и все сплошь повороты да прыжки. Остановились. Судья на старте делает отметку в наших документах и показывает нам часы с секундомером. Затягиваемся потуже ремнями безопасности, поправляем шлемы. Включаю переговорное устройство. В наушниках раздается голос штурмана:

- Двести, левый три на правый четыре, пятьдесят, трамплин-полет, пятьдесят, правый четыре.

Это он вводит меня в курс дел. Если всю сказанную ни тарабарщину переложить на человеческий язык, то получится примерно так: через двести метров после старта левый поворот, он проходится на скорости шестьдесят километров в час; потом дорога изгибается змеей и переходит в более плавный правый поворот, который можно пройти уже на скорости восемьдесят; за ним, через пятьдесят метров, трасса резко идет вверх и сразу вниз, образуя так называемый трамплин, а скорость машины здесь такая, что все колеса отрываются от дороги, и автомобиль пролетает какое-то расстояние по воздуху... ну и так далее - все двадцать километров.

Осталось пять секунд. Включаю передачу. Три... две... даю полный газ - старт! ЗИЛ резво берет с места. Ныряю в первый поворот и тут же без сброса газа перекладываю руль вправо, стрелка спидометра заплясала у отметки девяносто; взмываем вверх, полсекунды невесомости, и, приземлившись на все колеса разом, несемся дальше. Пошла привычная работа гонки. Двигатель звенит на предельных оборотах, дрожь его напряжения передается всему телу машины. Только на торможениях мотор утробно стонет, захлебывается, но потом, рыкнув, вновь взрывается оборотами. Бросаю автомобиль из одного поворота в другой, прыгаю, разгоняюсь, торможу и снова разгоняюсь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии