Трамлин-полет

Документы на получение валюты мне должны дать в бухгалтерии Автоэкспорта в понедельник. Так вот, если в банке не окажется наличных в валюте тех стран, через которые поедем, то нам будет ой-ой как плохо. Поэтому я позвонил в банк, узнал, кто управляющий, - им оказался Виталий Иванович Нестеренко, - и тут же связался с ним, объяснив ситуацию. Он, к моему ужасу, сказал, что они вообще наличными такие большие суммы (около семи тысяч долларов) не выдают. Я взмолился и еще раз все подробно обрисовал. К счастью, он понял неординарность ситуации и сказал, что хорошо, что я его предупредил, и они успеют подготовить деньги, а то в понедельник мы остались бы с носом. Тогда я задал совсем для него странный вопрос:

- Виталий Иванович, вы закрываетесь в тринадцать часов?

- Да.

- А если такое отучится, что мы приедем к закрытию, а в документах наших будет ошибка? Вы не могли бы пойти нам навстречу и выдать деньги, скажем, в половине второго?

- Что-то я вас не понимаю. Автоэкспорт у нас каждый день деньги получает, и никаких ошибок они не делают.

- Ну а все-таки? - настаивал я.

- Ну, если такое случится, что-нибудь придумаем.

- Вот спасибо!

Честно говоря, я не знал, что это мне в голову стукнуло просить его о такой услуге. Но кто его знает! Все может пригодиться.

Позвонили из НИИШП. Сергей Трофимов, мой знакомый, - конструктор тех самых шин. Он узнал, что я решил отказаться от них, и просил этого не делать.

- Олег, мы каждую шашку плоскогубцами проверили, - убеждал он.

- Сережа, а если в Испании на горной дороге ночью разлетится твоя шина? Там же небось под двести скорость будет!

- Не разлетится! Гарантирую!

- Серега, ты хороший парень и хороший конструктор (так оно и есть), но, прости, я не могу рисковать сверх нормы, у меня этого добра и так выше крыши. Все. До встречи.

Мне было жалко Сергея и обидно за державу (действительно обидно) - есть что-то путное, и то не можем до ума довести! - но риск есть риск, а шины, могут оказаться той соломинкой, которая всем нам спины переломает в прямом смысле этого слова.

Ровно в четырнадцать началось совещание у Морозова. Автоэкспорт бодро доложил о готовности, полигон и завод отчитались о проделанной работе. Настала моя очередь.

Пришлось еще раз обратить внимание на то, что через Париж и Мадрид нужны проводники. Особенно, в Мадриде, потому что через него поедем глубокой ночью.

Потом сказал о ситуации с шинами. Морозов с досады даже кулаком хватанул по столу. Я продолжил:

- Валентин Павлович, я звонил только что на завод, там шин нет.

- Найдем! В понедельник будут. Какие нужны? Я назвал модель.

- Договорились, - сказал Морозов и посмотрел на представителя завода. Тот кивнул понимающе. - Так, Олег Андреевич, какие еще дела?

- Только что я узнал, что в консульском отделе МИДа не могут найти наши паспорта.

- Вот это фокус! - удивился Морозов. - Евгений Натанович, - обратился он к Любинскому, - подключите своих людей!

- Уже работают.

- Дальше, - потребовал Морозов.

- Мне нужны "технички" на полпути к Бресту и на границе.

- Так, завод и полигон, - Морозов кивнул в сторону представителей, - договоритесь между собой, кто где стоит. Что еще?

- Непосредственно по пробегу все. Теперь по церемонии старта.

- Давайте по старту...

Грипп все еще бродил во мне и не думал отпускать, поэтому из редакции я в этот день не высовывался, но к вечеру стало совсем плохо.

Половину субботы я провалялся в постели, и чувствовалось, что дело пошло на поправку.

У меня еще со спортивных времен есть традиция. Когда машина готова к старту и есть еще время, я целый день посвящаю тому, что просто нахожусь рядом с ней, смотрю на все подряд и думаю о предстоящей гонке. Проигрываю в воображении ситуации, примеривая их к себе и машине. И почти всегда случалось так, что отыскивалась в этом неторопливом умозрительном прокручивании сюжетов какая-нибудь погрешность, неучтенность, недоделанность, которые в конечном счете во время гонки могли подвести черту гораздо раньше финиша.

Так я поступил и на этот раз. Взял машину из-под охраны и поехал в Лесной городок на подмосковную дачу к своим приятелям Латыниным.

Мне выделили большую светлую комнату на втором этаже. У нее оказался веселый, я бы сказал, юный характер (совсем без комплексов). Мебели фактически не было (письменный стол, стул и кровать), что усиливало ощущение легкости, необремененное бытом. За просторным окном старая, но пышная ель размахивала в такт порывам ветра своими могучими лапами, усыпанными тугими шишками, а еще дальше виднелось осеннее небо с его щемящей синевой и рельефностью облаков. Я выздоравливал.

Утром влез в комбинезон и пошел к машине. Открыл двери, багажное, капот и долго присматривался к каждой детальке. Ничто не вызывало тревоги. Добрался и до двигателя. Он чистенький, без единого потека масла или жидкости. Приятно взяться за такой. Легонько качнул его взад-вперед. Тук-тук - неожиданно раздалось внизу. Вот дьявол, опять просел! Внутри у меня противно засосало. Нет, это неспроста! Надо браться за дело.