Трампеадор

Парусиновый верх альпаргата не смог защитить ноготь, добрая его половина устремилась вслед за форелью и уже больше не вернулась. Как, впрочем, и сама форель. Затвердевшая мозоль на ногте до сих пор напоминает мне об этом пусть банальном, но полном глубокого значения происшествии. Две, три тысячи лет цивилизации невозможно снять, как грязную рубаху; они прилипли к современному человеку, словно лейкопластырь.

Одичавшие, обросшие, в изодранных штанах и рубашках, прокаленные солнцем, травленные холодом и ветрами, мы как бы слились с местным пейзажем.

Плато по обе стороны долины было сплошным степным морем, а горные цепи вдалеке казались гигантскими каменными валами, готовыми низринуться на врага.

Склоны долины прорезали глубокие овраги. Тут и там громоздились обрывистые, крутые скалы, обрушившиеся каменные глыбы; обточенные ветром и размытые водой, они обнажали многоцветные слои породы. Соли, минералы, сплавы, извергнутые из недр земли, с годами образовали полихроматический сэндвич. Растительность в долине была обильной, но низкорослой. Деревца и кусты протянулись узкой зеленой лентой вдоль реки, поближе к драгоценной влаге, приятно контрастируя с желтым песком пляжа.

Должно быть, мы пересекли зону, о которой в географических атласах указано, что плотность населения здесь четверть жителя на один квадратный километр, и углубились в зону, где эта плотность возросла до половины жителя на квадратный километр.

Уже не раз в неделю, а каждые два-три дня мы встречали стада овец, которые, не обращая на нас внимания, пили воду; вдали маячила фигура гаучо.

Каноэ осело под тяжестью груза, и становилось все труднее размещать вдоль бортов связки шкурок.

Эта сложная операция отнимала у нас уйму времени, но достаточно разместить груз неверно, как в плавании над нами нависла бы грозная опасность.

Все звери, мех которых, по мнению Франческо, имел коммерческую ценность, оканчивали свою жизнь весьма бесславно; их шкуры грустно повисали на шестах и прутьях.

Трудно найти более убедительное доказательство паразитизма наших охотничьих набегов. Мы стремились взять все и не дать взамен ничего. Если бы мы хоть ограничились добычей пищи, нас можно было бы посчитать двумя представителями великого племени охотников, еще не знающих, что такое скотоводство. Но упорное стремление извлечь из охоты экономические выгоды было явным признаком вырождения. Еды нам хватало, какая же, спрашивается, была необходимость, едва исчезла красная лиса, ополчиться на патагонского зайца (тага), да с таким ожесточением, словно вот-вот настанет конец света?

Патагонский заяц не состоит в родственных отношениях со своим европейским тезкой. Этот зверек из семейства грызунов в некоторых случаях достигает пятнадцати килограммов. Шерстка у него короткая, темно-коричневого цвета, лапы тонкие и длинные, уши словно у собаки-боксера. Маленький, обрубком, хвостик похож на хвост непослушной собаки, нарочно отрезанный мстительным хозяином.

Менее сообразительный и менее быстрый, чем европейский заяц, мара[41] часто становится жертвой своих более ловких врагов.

К тому же он менее плодовит, а его шкурка ценится дороже. Похоже, что он обречен на постепенное вымирание. Мы ставили на патагонского зайца силки, а иногда и били его из ружья. Мясо у этого зверька невкусное, и обычно мы его выбрасывали.

Водится здесь и другой редкий зверек — lobito de rio, очень красивая выдра[42] Мы уделяли ей огромное внимание, но все наши старания пропали впустую. Шкурки выдры ценятся очень высоко. Она питается рыбой и предпочитает глубоководные места, так что ставить на нее капканы совершенно бесполезно. Живет выдра в подземных норах и отличается редкой осторожностью. Выкурить ее оттуда и подстрелить удается крайне редко. Сколько мы ни рыскали по реке в поисках драгоценного зверька, нам не удавалось напасть на его след. Лишь однажды у носа каноэ стрелой пронесся пушистый зверек, преследуемый залпами моего меткого друга. Выдра мгновенно нырнула и молнией ушла под воду. Но уж если Франческо промахнулся, то, верно, это была не выдра, а лишь таинственный призрак.

27 июля.

Завтра мой день рождения. Мы как раз подплываем к Пьедра-де-Агила. Это уже настоящее, большое селение. Несколько месяцев тому назад я разговаривал с одним французом, который путешествовал по Патагонии с кинокамерой и, заблудившись, попал в эти места. Он целый месяц питался корнями растений и корой, пока не вышел к Пьедра-де-Агила.

«Туда ведет проезжая дорога,— рассказывал он.— В селении есть лавки, магазины, а неподалеку расположен небольшой рудник». Там я хорошенько напьюсь и потом отправлюсь на поиски костей древних животных. И пусть Франческо не вздумает возражать; кстати, ему невредно осушить пинту рома и поухаживать за хорошенькой девушкой. Уже целых три месяца мы живем как отшельники и каторжники.

P. S. Франческо согласен.

28 июля.