— Сеньор, — взмолился Густаво, — Я и так вам уступаю за две. Так-то этот раритет стоит больше, гораздо больше….
— Тысяча восемьсот — и точка!
Понимая, что может упустить единственного за этот месяц, пожалуй, клиента, Густаво сдался:
— Так тому и быть! Ключи в замке зажигания, а бензина вам вполне хватит, чтобы доехать до заправки!
Получив 200 песо сдачи, я бросил на горячее переднее сиденье свой рюкзак и повернул ключ зажигания. Движок, как следует прокашлявшись, завёлся, но только с четвёртой попытки. Взявшись за тугой рычаг коробки передач, я тронулся с места и выехал за пределы пустыря.
— Всего вам наилучшего, сеньор! — помахал мне на прощание рукой Густаво.
«Бернадетта», видимо, была той ещё старухой: покашливая, она тряслась и дребезжала на ухабах. Мне очень долго пришлось привыкать к тяжёлому рулю, к весьма неподатливому сцеплению, и к тому, что машина держится на дороге каким-то чудом. Постепенно привыкал к жутко раздражающему дребезжанию боковых стёкол. Слабо верилось в то, что эта видавшая виды «Победа» способна ехать быстрее 40 километров в час.
Заехав на окраину города, я заметил автозаправочную станцию, и свернул к ней. Заправка представляла собой очередной покосившийся деревянный сарай и две, торчащие словно кости какого-то древнего вымершего животного, грязные колонки.
— Почём бензин? — спросил я у автозаправщика, скучающего в вырезанном из сарая окошечке.
— За 80 песо залью тебе бак до краёв, — заявил этот коротышка, — У меня всё равно счётчик сломался.
— Лады! — кивнул я.
Под окошечком располагался лоток с сигаретами. Вспомнив, что Санчез конфисковал моё курево, я поинтересовался:
— «Мальборо» или «Кэмел» есть?
— Что вы сеньор! — покачал головой коротышка, — Только местный табак. Ещё есть «Беломор», экспортом из Кубы. Возьмёте?
Я покачал головой, представляя себе вонючее табачное крошево. Колумбийские сигареты и подавно — дешёвый самосад, завёрнутый в газетку. Выехав с заправки, я первым делом решил заехать в «Пантерро» — промочить горло. Санто-Валверде возможно было проехать из конца в конец за полчаса даже на такой колымаге, как моя. Уже спустя десять минут я стоял на пороге бара, щурясь от ослепительного солнца. В «Пантерро», как всегда было людно.
— Добрый день, сеньор Десперо! — поприветствовал меня бармен Эд, — Рад, что вы зашли! Что будете пить сегодня?
— То же, что и вчера, — ответил я, садясь за стойку.
Эд одобрительно поднял большой палец вверх, и достал стопку, залив туда кальвадос. Пригубив пойло, я быстрым взором оглядел бар. Старого Валдеза я не заметил, чему несколько расстроился. Старый хрыч мне очень помог, и я стремился отплатить ему, чем смог бы. Пожав плечами, я выпил вторую порцию, и тут позади меня послышалась вкрадчивая английская речь с лёгким акцентом:
— Вы — Рене Десперо?
Я обернулся. Стоящий передо мной мужчина был человеком ничем не примечательной внешности: плотного телосложения, маленькие крысиные глазки и слегка вздёрнутый, словно у женщины, нос.
— Верно, — кивнул я, сжимая в руке пустую стопку, — С кем имею честь?
— Меня зовут Хоакин Элвадес, я — вербо…. Представитель Министерства Иностранных Дел в этом регионе. Мы помогаем иностранцам, попавшим в тяжёлую ситуацию, если они разделяют некоторые взгляды американского правительства.
— Понимаю, — проговорил я, — И кто лично занимается этими иностранцами? Вы?
— Нет, что вы, — покачал головой Хоакин, — Я всего лишь промежуточное звено между вами и ведомством, подконтрольным правительству США. Если вы готовы выполнить для них кое-какие поручения — то прошу за мной! Если же нет — пусть нашего разговора никогда не было. Ну, так каков будет ответ?
Я понял, что наконец поймал конец нити, которая оборвалась со смертью Дикого Билла. Ведь не зря он сделал заметку на странице своего блокнота про бар «Пантерро». Видимо, нас здесь уже ждал этот Хоакин, а я даю палец на отсечение, что он связан с ЦРУ и с агентом Роджерсом. Поэтому, я понял, что стоит согласиться на данное предложение.
— Я готов, — поставив стакан на стойку, заявил я.
— Отлично, — вяло улыбнулся Хоакин, — Теперь, позвольте ключи от вашей машины, я отвезу вас к представителю ведомства.
Я был несколько заинтригован, но покорно отдал ключи от «Бернадетт». Хоакин привёз меня до конспиративной квартиры, расположенной в четырёхэтажном доме с окнами, выходящими на площадь Симона Боливара. Квартира располагалась на третьем этаже, самая крайняя дверь. Впрочем, обстановка в парадной не внушала никакого доверия к американским гостям: сырость, грязь и сильный запах тухлятины. Странно, что такая богатая организация, как ЦРУ, расположилась в подобном клоповнике.