О разговоре с Ботом, так неудачно прерванным моим возвращением в мир живых, я, естественно, профессору Гольдбергу сообщать не собираюсь. Подспудно чувствую, что ему очень не понравится то, что я узнал от покойного торговца наркотой и оружием. Более того, Гольдберг может отнестись ко мне враждебно, если от меня пойдёт слушок о том, что между ними и в самом деле были какие-то контакты. Мне же этого ой как сейчас не хочется, ведь я, между прочим, всё ещё полутруп и полностью нахожусь в его руках. Пока не пройду курс реабилитации и не встану с кровати, лучше профессора не дразнить.
После записи на камеру ответов на вопросы полицейского начальства меня оставили в покое. Профессор Гольдберг некоторое время покрутился вокруг меня, раздал указания медсёстрам и врачам и благополучно удалился.
Видно, ничего пока не заподозрил. Но теперь, наверное, следует относиться к нему всё-таки осторожней. Теоретически он мог и в самом деле выходить на контакт с Ботом и ему подобными, коли разработал такую интересную методику, о которой никто из нормальной публики до последнего времени не ведал, а вот бандиты сразу оказались в курсе и теперь строят какие-то планы расширения своего кровавого бизнеса. Не представляю, насколько этот занимательный факт может быть интересен полиции или каким-то спецслужбам, занимающимся наркоторговцами и торговцами оружием. А если ещё выяснится, что Бот каким-то образом уже умудрился добраться до профессора, находясь на том свете, или ещё только собирается, чтобы заразить его своими бредовыми идеями о новых способах обогащения, думаю, отношение ко всем этим медицинским опытам диаметрально изменится. Профессору просто запретят проводить подобные эксперименты. Правда, и мы лишимся возможности контактировать с потусторонним миром. Но как-нибудь, полагаю, эту беду переживём. Глен же, подельник Бота, рано или поздно всё равно наденет арестантскую робу. Такие пакостные людишки долго на свободе не ходят.
Моё возвращение к жизни оказалось настолько стремительным и неожиданным, что я не расспросил Бота ни о чём конкретном, тем не менее, даже то незначительное, что удалось узнать от него, требует некоторого осмысления. Довести информацию до начальства всегда успею, а вот удастся ли после такого откровения пообщаться с профессором ещё раз – совсем не факт.
Ни о чём ином думать сейчас не могу, хотя мне не помешало бы в первую очередь поразмышлять на более приземлённую тему: как поскорее встать на ноги. А потом? Потом посмотрим…
А вдруг у Гольдберга и в самом деле уже существует какая-то договорённость с Ботом? О чём – можно только догадываться, но вряд ли в ней кроется что-то хорошее для всех нас. При любом раскладе Бот не тот человек, который ни с того ни с сего станет рассказывать байки или заниматься невинной благотворительностью.
Я уже не сомневаюсь в том, что не успокоюсь до тех пор, пока не раскопаю всё до конца. Такой уж я зануда… Всё-таки ментовская закваска! Правда, подобное любопытство выходит за круг моих непосредственных обязанностей и, по большому счёту, наказуемо, но кто же, извините, откажется сунуть нос дальше, чем допускается, если ненароком повезло прикоснуться к чужой, тщательно скрываемой тайне?
Один вопрос: как это сделать? Предположим, вытащу на разговор Гольдберга и сообщу, что узнал от Бота. Как он отреагирует? Вполне может сделать вид, будто совершенно тут ни при чём, а меня просто одолевают глюки. Доказать-то ничего не могу, а Бот, ясное дело, с того света свои слова не подтвердит и не опровергнет. Да и у меня нет в руках никаких доказательств состоявшегося или ещё намечающегося контакта между ними.
С другой стороны, профессор прекрасно понимает, что, едва я отрапортую о полученной информации начальству или представителям спецслужб, он погорел. Тамошним ребятам не понадобятся доказательства, они просто возьмут Гольдберга в разработку и обязательно что-нибудь выколотят. Не сомневаюсь, что его контакты с представителями преступного мира, если таковые были, где-то непременно засветились, и не только на том свете, но и на этом. Ушлые ребятки из весёлых организаций разыскивать концы умеют здорово. Обучены этому. Тут и к бабке не ходи…
Ничего не решив, незаметно начинаю дремать. Просто ещё довольно слаб, ведь побывать на том свете и благополучно вернуться обратно – это вам, братцы, не шуточки…
Проснувшись, обнаруживаю, что у моей кровати сидит Феликс, мой полицейский шеф и куратор на протяжении последних трёх лет. Именно благодаря его чуткому руководству, а иногда вопреки, я то и дело попадаю во всяческие переплёты, из которых он и вся доблестная израильская полиция меня героически извлекают. Встречаемся мы с Феликсом нечасто, потому что следуем как бы параллельными курсами: он трудится больше по кабинетной части, а я поставляю ему материалы для бравурных еженедельных отчётов по работе отдела. Так оно лучше всего: если мы проводим какое-то время в одном помещении, то начинаем бесить друг друга.