Это чувство, которое я скрываю, это глубоко укоренившееся чувство вины. Вину, которую, как я думал, что уже искоренил. Но эти чувства неуместны. Они не принадлежат ей. Нет. Они принадлежат кому-то другому.
Мне нужно уйти. Исчезнуть и молиться, чтобы она никогда не обратилась ко мне.
Вместо этого мои слова предают мои мысли.
Я велел ей связаться со мной…
Почему я это сделал?
Меня не приняли в расчет.
Я запускаю руки в волосы и тяну до боли.
Теперь я загубил к чертям все возможности. Теперь я не могу заставить себя уйти.
Глава 7
Ева
Прикусив свою нижнюю губу, жду, когда мама проснется. Я подтягиваю ноги к груди, обхватываю их руками и наблюдаю за ней.
Я никогда не понимала свою мать. Легче было судить, чем сочувствовать ее бедам, но последние события будто открыли мне глаза. Теперь я знаю, как быстро страх может взять верх.
Протянув руку, я беру ее ладонь.
Мысленно я возвращаюсь к доктору Монтгомери и тому, как он почти умолял обсудить с кем-нибудь проблемы, терзающие меня изнутри. Что-то было в его глазах, то, что заставило меня поверить, что, возможно, он знал, о чем говорил. Следы от усталости на его лице говорили о грусти, глубокой печали, и мне захотелось выяснить больше об этом человеке. Поговорить с ним. Узнать что-нибудь о нем.
Мягкий стон разлетается по палате, возвращая меня к реальности. Мышцы на лице моей матери дергаются, веки подрагивают. Когда ее глаза, наконец, открываются, она смотрит на меня непонимающе, как будто пытается понять, что она здесь делает.
— О, слава Богу, — кричу я.
Слезы, словно дождь, льются из моих глаз.
Я прижимаюсь к ней и плачу, в моем теле больше не осталось никаких эмоций. Рыдаю, словно очищаясь от всего этого, и едва могу приподнять свою голову. Но все же нахожу в себе силы и ищу ответы в маминых глазах.
— Что с тобой происходит, мама? — мои слова произнесены шепотом, и ее зрачки расширяются. — Почему ты делаешь это с собой? Ты убиваешь себя.
— Я не стою слез, — бормочет она. — Если бы ты знала, ты бы не плакала.
А потом ее веки закрываются. Ни ответов, ни разъяснений, ничего. Ещё больше путаницы — это все, что я получаю.
Проходят часы, но я ничего не помню. Я потеряна в моем собственном горе и беспокоюсь о ней, поэтому, когда вошедшая медсестра говорит мне, что время посещений вышло и всем пора отдыхать, я, наконец, всматриваюсь и замечаю, что город за окном окутан тьмой. Придет день, и моя мама будет в порядке. Или, по крайней мере, сегодня она в порядке. Кто знает, что принесет нам завтрашний день.
С нежностью целую ее в щеку, покидаю палату и еду домой. Я не задерживаюсь, чтобы поговорить с Сидни. Я слишком устала, и нет сил, чтобы решать какие бы ни было вопросы, которые она, возможно, хотела сегодня обсудить. Вместо этого я иду прямиком в душ и смываю грязь, которая покрывает мою кожу.
Капли теплой воды придают мне сил, хотя они могут только снаружи очистить меня, им не смыть печаль, которая до сих пор остается внутри меня.
Выбираюсь из душа, открытая дверь в комнату Сидни манит меня войти и рассказать обо всем, что произошло сегодня, но когда я заглядываю, вижу, что она спит, и я решаю ее не беспокоить. Вместо этого направляюсь в свою комнату и ложусь в кровать. Выпустив весь кислород их легких, я хватаю свою книгу и пытаюсь отвлечься от всех проблем, которые принес мне этот день.
Мое тело дергается вперед.
Мокрая от пота одежда прилипла к моим исхудавшим конечностям.
Это всегда так. Запах, витающий в комнате, как будто я застреваю в ночном кошмаре.