Когда он возвращается, его отчужденность возрастает. Он даже не смотрит в глаза, пока усаживается на свое место напротив меня. Я словно разваливаюсь на части, но не говорю ни слова, боюсь результата.
— Я очень сожалею о том, что произошло ранее. Это полностью моя вина, я перешел черту.
— Ничего не произошло. Все нормально, — выдавливаю я.
— Это не нормально. Я пересек черту, когда утешал тебя, и думаю, для твоего лечения было бы лучше, если бы я направил тебя к другому врачу.
— Нет, ты не можешь это сделать, — умоляю я.
— Я больше не могу быть твоим психотерапевтом, — он не смотрит мне в глаза, и это разрывает меня в клочья.
— Но почему?
Замешательство, переходящее в злость, сковывает все внутри, но он не все еще не смотрит на меня.
— Что ж, я…
— Я понимаю, — бормочу я, а затем его глаза, наконец, встречаются с моими. В них грусть и отстраненность.
— Нет, ты не понимаешь, но, пожалуйста, поверь мне. Я думаю, что так будет лучше.
Мне нужно уйти. Мне нужно сбежать пока очередной приступ паники не взял верх. Если я сейчас уйду, ничего не случится.
— Это моя вина. Мне не нужен еще один врач. Я буду соблюдать дистанцию. Все будет нормально.
Я встаю и направляюсь к двери. Если я сейчас уйду, он не сможет прервать мое лечение. Он не может бросить меня.
— Ева…
— Увидимся позже, доктор.
Выхожу в коридор, закрывая за собой дверь. Если не слушать, что он скажет, что это не будет иметь силу.
Вдох…
Это не реально.
Глава 24
Ева
Несколько дней спустя, лежа на диване, слышу звук открывающейся входной двери. Затем слышу стук каблуков Сидни и как она входит в гостиную. Отложив свой дневник, смотрю в ее сторону.
— Привет, — бормочу я и сажусь в кресло.
Знаю, что не должна злиться на нее. Понимаю, что мне нужно принять это.
— Как прошел твой день? — спрашивает она, кусая нижнюю губу.
Она нервничает, не зная, как вести себя со мной. Мне нужно простить ее. Мне нужно сказать ей, что все в порядке. Престон прав. Дело не в том, что у Сидни и Ричарда был секс. Тут другое. Дело в нем — в Ричарде. Я слишком идеализировала его. На мой взгляд, он не мог сделать ничего плохого, и осознание того, что он был всего лишь человек, человек, который совершал ошибки, меня угнетает. Я должна простить ее, потому что это не имеет никакого отношения к ней, это связано со мной. Мои губы подрагивают. Я натянуто улыбаюсь, но это все, что могу предложить ей прямо сейчас.
Она знает, что мы будем в порядке. И я тоже это знаю.
Просто на это потребуется время.
— Ты ушла с работы пораньше. Все в порядке?
Она облизывает губы, и, прищурившись, смотрит в мою сторону.
— Всего на несколько минут раньше. Я решила захватить свои вещи из химчистки, — говорю я и замечаю, что она держит пачку корреспонденции.
— Ничего важного?
— Просто обычные счета. А вот одно адресовано тебе.
Сидни наклоняется и протягивает мне большой прямоугольный конверт. На первый взгляд, письмо невзрачное и легкое. Я переворачиваю его, проверяя обратный адрес. Бог его знает, что это может быть, мы получаем достаточно дерьма почтой, и нет никаких причин открывать его, если это не важно.
Жирный шрифт на обратной стороне конверта бросается в глаза.
Засада. Я разрываю печать, и сложенная бумага оказывается в моих руках. Вес ее легче, чем унция[9]
, но чувствую ее тяжесть…