Трансформация огня

Уснули зимы в желтом январе,
барханы за окном (иль дюны?) стынут,
и в золотистом воздухе пустыни
застыл орел,
как муха в янтаре.

Прощай, мальчишество. Опять прощай,

я все же одолел тебя, мальчишество.
И праздновал победу.
…Серым утром,
листая бурой ночи камасутру,
я снова клял
и клялся —
в этот век,
вот с этого мгновенья жить полезно,
и спорить — круто,
поступать — отвесно,
а если отступать, то только
вверх!

За искренность не воздается благом,

она, как парус
на подводной лодке,
опять всплываешь до прямой наводки.
И тонешь,
как простреленная фляга.

Стыд обращает гамму слова в ноту,

стыд превращает музыку в икоту,
привычный звон алтына — в гром гроша,
зачем всплываешь?
Просто подышать.

…Гордился совестью —

чиста, как лик младенца.
«Имейте совесть!— призывал.— Не прячьте!»
Она грубела,
никуда не деться,
чиста она теперь,
как руки прачки.
Болит и ноет
и к дождю, и к солнцу.
…Вращается каток календаря,
в тропу годов вминая гравий суток,
мальчишество заковано в рассудок
хвоинкой в светлом камне янтаря.

«Очищаю ящики стола…»

Очищаю ящики стола
от стихов, не вошедших в сборники.
Перелистываю, прощаясь.

Недодуманные страницы,

недописанные слова,
буквы, павшие на границе
между Опытом и Сперва.

…Скачка разве для променада?

Серебро под копыта летело,
наклонись, подними!
Не надо:
джигитовка не наше дело.
Разве в этом талант поэта —
подхватить на скаку монету?

Чистовик моих чувств

измаранный,
даже исповедь редактирую.
Жить в бескрайнем дрожащем
мареве?

Жить поближе,

ничтожной малостью?
Откровенно, без откровений,
и решительно, без решений?

…Мне тогда не хватало грубого

неуменья
себя обманывать.
Ночь. Беседка Русского клуба.
Стол. Клеенка
почти пиросманова.
Бьет сквозь листья луна
светом брынзовым!..
Нет, наверное, правильней —
матовым…

«О чем этот поселок?..»

Маме

О чем этот поселок?
О любви.
О вечной жизни
под просторным небом.
Неспешная закатность, позови
меня в раздумья те,
где еще не был.
Весенний грач?
Или осенний гусь?
Мое крыло полмира отмахало,
и в реку Лимпопо перо макало
и в пряный ветер
из цейлонских кущ.
О чем эта дорога?
Если прав,
будь с гордым горд:
он не отец пророка,
будь с робким робок:
он тебе не раб.
Я так и поступал, клянусь,
дорога.
Не всем, кто ждал, помог,
но я не бог,
что в силах одинокого поэта?
На все вопросы не нашел
ответа,
но людям я не лгал,
хотя и мог…

ГЛИНЯНАЯ КНИГА

2700 ЛЕТ СПУСТЯ

I

В песках заснеженных Муюнкумов пес отару знатный чабан Ишпакай.

На ленивых овец лаял пес Избагар, сбивал их в кучу.

Дул ветер.

И явился Дух.

— Теперь хочу спросить тебя, чабан Ишпакай из племени Иш-огуз. Твоя жена Шамхат красива ли?

— Да как тебе сказать, аруах[15]? Хорошо рожает. Варит мясо и чай кипятит. Помогает в отаре.

— Теперь хочу спросить тебя, чабан Ишпакай из племени Иш-огуз. Твою жену Шамхат любишь ли?