Трансформация. Проявление самости

После этого, однако, стиль и тон автопортретов Рембрандта кардинально изменились. Он вступил в новую фазу внутреннего развития, которую можно охарактеризовать как дальнейшее углубление и обогащение имаго, которое мы видели на вышеописанном автопортрете. Кроме того, эта фаза олицетворяет существенное изменение некоторых характеристик имаго по мере развития художника и становления его таким, каким он будет в старости. В последней фазе его жизни (а он проживет только до шестидесяти трех лет) внешние атрибуты помпезности и аура великолепия исчезнут и начнет ясно проявляться совершенно иной образ. Именно это архетипическое имаго будет вести его до конца и придаст его последним картинам качество духовности.

На протяжении всей своей карьеры Рембрандт был творцом впечатляющих религиозных образов. Библейские сцены были его достоянием. Именно благодаря этим произведениям он стал знаменитым. В некоторых из них он изображал себя одним из персонажей. Позже произошла перемена, и его работы стали более личными и реалистичными. На автопортретах лицо и руки начали изображаться с наглядной достоверностью. Стали видны морщинки, обвислые щеки, нос картошкой, седые волосы. Период идеализированной персоны и продвижения себя остался позади. Теперь он не акцентировал Эго. Яркие костюмы больше не интересуют его. На его поздних картинах мы видим простого, довольно непривлекательного старика, но легкий, поразительный внутренний свет начинает исходить от его лица, разительно контрастируя с медленно надвигающимся физическим угасанием и немощностью. Он расширяет духовные аспекты своего имаго, признавая разрушительное действие возраста.

На автопортрете 1661–1662 гг. Рембрандт снова изображает себя как художника. На нем надета простая белая шапка, он держит палитру и кисти в одной руке и спокойно смотрит вперед. Свет падает на правую сторону лба, словно бы исходит из его головы. Очевидно, что сейчас он зрелый, пожалуй, даже пожилой мужчина (картина написана в пятьдесят семь лет); если он и преувеличивает что-то, так это свой возраст.

Рембрандт, Автопортрет, 1661–1662 гг. Посмертный дар лорда Айви, Кенвуд, Лондон

Здесь заметны следы нарциссической лести самому себе. Левая половина его лица находится в тени, а головной убор и верхняя часть лба залиты ярким светом. Нижняя часть картины утопает в полной темноте. Здесь художник вновь утверждает свою идентичность живописца, и делает это на фоне двух огромных кругов, изображенных на стене. Круги трактуются как напоминание о времени, а также как аллюзия к фигуре известного художника античности Апеллеса, памятного тем, что рисовал совершенные окружности от руки. Круг может считаться также аллюзией к вечности. В качестве мандалы он являет собой вневременной архетипический фон творений зрелого художника в пространстве и времени. На этой картине Рембрандт гордо изображает свою хрупкую эмпирическую реальность в соотношении с символами, превосходящими пределы времени, чем устанавливает связь между своей человеческой ограниченностью, мирской идентичностью и божественным началом. Его имаго стремится к объединению противоположностей – времени и вечности. Смотря на все глазами художника, он показывает себя и объектный мир, соотнося его с вечностью. Это означает, что он принял сознательную установку, в которой Эго и тело человека, ограниченное временем, связано с бесконечными архетипическими образами чистого духа. Свет над головой Рембрандта означает то, что Юнг назвал обожествлением (deification)[107].

По мере социального и экономического ухудшения положения Рембрандта (а в 1660 г. ему пришлось съехать из дома в более скромное жилище по соседству, в квартал ремесленников и художников) чувство торжественности и спокойной ясности его картин, похоже, все увеличивается. Специалисты, изучающие его работы, подметили, что картины его к концу жизни становятся визионерскими. В последние годы он продолжает по случаю писать картины на заказ и настойчиво борется с кредиторами, которые не оставляют его в покое и упорно настаивают на выплатах до последнего гульдена. Что касается крыши над головой и средств к существованию, то в этом он зависит от своей неофициальной жены Хендрикье и сына Титуса. За четыре года до смерти он пишет свой портрет в виде старого шута. На этой картине он выглядывает из темноты со зловещей усмешкой. Этот образ сложно истолковать. Возможно, он изображает себя пьяным старым дураком; но более вероятно, что он смеется с богами. Снова его лоб освещен, в то время как большая часть картины затемнена. Улыбка походит скорей на гримасу боли, а сутулые плечи олицетворяют то бремя, что он несет на себе. Возможно, это юродивый. Есть теория, что картина отсылает к истории смерти греческого художника Зевксиса. По легенде, Зевксис умер от смеха, когда безобразная богатая старуха предложила ему огромные деньги, чтобы он изобразил ее в образе Афродиты.