Трансгрессия в моде. От нарушения к норме

Этот случай произошел в период формирования политического тела государства, во Франции принявшего форму абсолютной монархии, когда политическое тело монарха в придворном обществе стало превалировать над его физическим телом. Следовательно, одеяния придворных все в меньшей степени отражали индивидуальные предпочтения монарха как возможного источника модных коннотаций, превратившись в инструмент репрезентации места в социальной иерархии. В правление Людовика XIV с помощью ливрей происходило формирование вестиментарного облика политического тела, поэтому они являлись уже не средством расширения сферы влияния вкуса монарха, а инструментом демонстрации личной благосклонности в политических целях. Например, «камзол королевской привилегии» (le justaucorps à brevet) выражал объем властных полномочий, делегированных от монарха его носителю. Ливрея, перестав, таким образом, быть средством репрезентации индивидуальных сарториальных предпочтений, более не предопределялась модными коннотациями. Сохранив за собой лишь роль знака социального положения своего господина, она превратилась «в XVII–XVIII веках в предмет соперничества для честолюбий аристократов» (Roche 1989: 102).

Б. Лемир приводит случай, имевший место в Англии и наглядно демонстрирующий отношение к ливреям, характерное для XVIII века: «В 1751 году двое слуг в ливреях проезжали через Мидлсекс, Саут-Мимс (Middlesex village of South Mimms), летним вечером около семи часов, когда увидели молодого мужчину и двух женщин, играющих перед домом. Согласно рапорту Дэниела Дербишира, один из слуг воскликнул: «Что делает этот Черный Пес (Black Dog) рядом с прекрасными молодыми дамами?» В ответ молодой человек заявил: «Я в меньшей степени похож на Пса, чем ты <…> так как одет в свое собственное пальто, а ты в одежду своего хозяина» (Lemire 1997: 7). Этот исторический эпизод иллюстрирует все более проявлявшуюся к XVIII веку ценность персонализированного платья наряду с презрением по отношению к ливреям. Оно настолько укоренилось в общественном сознании, что делало возможной их продажу лишь за границей, где присущие ливреям социальные значения стирались расстоянием: «говоря о ливреях, один торговец одеждой начала XIX века отмечал, что такого рода вещи отправляют за границу – там люди не знают, что это ливреи» (Lemire 1988: 17).

Таким образом, ливрея, вырастая из экономики дарения Средневековья, воплощала собой механизм распространения модных нововведений. Их источником являлись, прежде всего, индивидуальные предпочтения лиц привилегированного сословия. В придворном обществе ливрея стала представлять собой инструмент формирования вестиментарного облика политического тела, в результате чего стирались прежние модные коннотации, присущие ливрее.

От ливреи к униформе

Освобождение ливреи от коннотации «модного» изделия, несущего на себе отпечаток индивидуального вкуса монарха или иных лиц привилегированного сословия, способствовало выдвижению на первый план присущих ей значений служения и подчинения. Процесс трансформации этих значений наиболее ярко проявился в одеяниях личной охраны сеньора. Особое положение, занимаемое личной охраной среди остальных слуг, было обусловлено как ее прерогативой на ношение оружия, так и указанием на господина далеко за пределами его возможного присутствия посредством вестиментарных знаков. Причина столь «далеко идущей» манифестации кроется в том, что до формирования регулярной государственной армии личная охрана набиралась из воинов, находившихся на службе у разного рода высокопоставленных лиц: «Ричард Невель, граф Уорик, имел в своем распоряжении 600 рекрутов (levy) для гарнизона в г. Кале; все они одеты в красные жакеты, украшенные бейджами в форме зазубренных жезлов, размещенных спереди и сзади» (Carman 1957: 1).