TRANSHUMANISM INC.

Веселитесь-веселитесь, подумал он, я тоже повеселюсь. Здесь все под вашим контролем, никто не спорит. Вот только вы все равно под моим, и не надо про это забывать. У меня, может быть, выйдет не так красиво и костюмированно. Получится дымно и угловато. Но поучится совершенно точно… Трусом я никогда не был. Во всяком случае, если верить истории партии.

Больше не колеблясь, он положил руку на серебряную голову орла и свернул ее вниз.

Дверь открылась. Кукуратор увидел пустой и длинный зал. Вторая дверь была в его противоположном конце. В углу чернел затянутый паутиной камин. Слева на стене — возле самого пола — золотым блюдцем блестело солнце с закрытыми глазами и заспанным недовольным ликом.

В центре зала стояла монументальная мраморная ванна, затянутая паутиной. Шаркая подошвами по каменным плитам, кукуратор приблизился.

В ванне лежал скелет в покрытых прахом ризах. Судя по длинным рыжеватым волосам, это была женщина. Среди ее костей виднелся свернувшийся калачиком скелетик младенца — и мелкие рыбьи косточки, смешанные с остатками красной чешуи.

К ванне была приделана табличка с текстом, очень похожая на бронзовую пластину из комнаты совещаний, где разъяснялся смысл картины с яблоней и неграми. Издеваются, подумал кукуратор.

Офелия, дочь Полония и возлюбленная Гамлета, упавшая в реку с дерева после убийства отца. По мнению Виктора Гюго, Офелия была беременна. Споры о том, была ли смерть Офелии самоубийством, идут до сих пор — как и поиски ее могилы. По мнению шекспироведа И. Шитмана, она была скормлена золотым рыбкам после того, как ее отказались хоронить в освященной земле.

Кукуратор усмехнулся и пошел вперед.

Дверь в конце зала оказалась совсем ветхой — и упала, как только он надавил на нее рукой. Открылся новый зал, такой же пустой и длинный, с новой дверью в конце. Здесь тоже был камин, черный и холодный, и такое же недовольное солнце на стене — но оно висело уже посередине между полом и потолком. Глаза его по-прежнему были закрыты.

В центре зала на плитах пола лежал другой скелет — в черном бархатном камзоле, с массивной золотой цепью на груди. Череп мертвеца был сжат странным головным убором, похожим на гриб с плоской шляпкой. Седая борода отвалилась от лица, обнажились кривые темные зубы. Высохшие пальцы сжимали край позолоченной портьеры, накрывавшей покойного по пояс.

К полу была привинчена пояснительная табличка. Кукуратор прочел текст:

Полоний, шеф-основатель Секретной Службы и советник короля Клавдия. Отец Офелии и Лаэрта. Убит Гамлетом рапирой через портьеру во время прослушки переговоров с Гертрудой.

Шутим, подумал кукуратор. Смеемся. Ну-ну. Посмотрим, кто станет смеяться в конце. Скорей всего, никто. Все будут кричать от ужаса. Но это будет не наш выбор.

Дверь в следующий зал не открывалась, и кукуратор выбил ее ударом сапога.

Здесь тоже ждал скелет — женщина в красном парчовом платье, склонившаяся над деревянным стульчаком в зафиксированном вечностью рвотном спазме. На полу блестела корона, когда-то свалившаяся с ее головы. В руке покойницы была серебряная чаша.

Кукуратор заставил себя прочесть табличку на стульчаке:

Королева Гертруда, мать Гамлета, погибшая, по ошибке выпив вино, отравленное Полонием по просьбе Клавдия.

В зале был холодный пустой камин — и солнце, поднявшееся уже к самому потолку, умиротворенное и благостное. Кукуратор пошел дальше.

В центре следующего зала стоял королевский саркофаг — это было ясно по мраморным коронам, печальным ангелам и скорбящим нимфам. Покойник по-летнему почивал на его крышке, держа в руках корону как руль. На нем была красная мантия с побитым молью горностаем и сапоги с нелепыми шпорами. Лицо его было сильно изуродовано тлением.

Кукуратор не увидел обычной таблички, обошел в ее поисках саркофаг — и заметил выбитые на торце русские буквы:

Клавдий, король. Убит Гамлетом по просьбе призрака, выдававшего себя за его отца, якобы отравленного Клавдием с помощью настойки Hyoscyamus niger (белена черная). Вероятнее всего, беленой отравился сам Гамлет, а призрак отца был вызванной этим отравлением галлюцинацией.

Солнце в этом зале было уже на потолке — и счастливо улыбалось.