TRANSHUMANISM INC.

Но бояться было нечего. Она уже перенеслась в другое место: сад с золотой листвой под бирюзовым небом. В кадре появлялось улыбающееся лицо шейха Ахмада, чернобородого красавца в фиолетовой чалме, и толпа невероятно красивых девушек в белых ризах и драгоценных поясах приветствовала новую жительницу рая.

ДАЛЬШЕ — ТОЛЬКО СЧАСТЬЕ!

После такого ролика обычно включалась реальная хроника тартаренского подрыва — вернее, его последствий.

Побитые осколками трупы лежали на мостовой вокруг обмылка женского тела с сорванной взрывом одеждой — смотреть на девичью грудь и лицо, идеально сохранившиеся в кровавом месиве, было странно. Почти всегда к обмылку подходили улан-баторы — такие же отталкивающие, как в ролике — и начинали бить своими пиками по голове, целя в глаза, чтобы повредить мозг.

Делали это публично именно для того, чтобы вторая часть ролика не сбылась: были случаи, когда подкупленные тартаренами медики переправляли на дроне мозг террористки в оплаченную тартаренами банку. Поэтому смертницы перед акцией спускали пояс со взрывчаткой в так называемую «зону Ахмада» — область на бедрах, взрыв над которой часто оставлял голову невредимой. Но даже если мозг сохранялся, его немедленно уничтожали под камеру, а потом выкладывали хронику в сеть, чтобы демотивировать сельских дурочек, собравшихся в баночный рай.

Несмотря на свою документальность, контрпропаганда работала плохо — просто потому, что сердоболам никто уже не верил…

Маня понимала, конечно, что Гольденштерну интересны не столько сами ролики, сколько она, смотрящая эти ролики: примерно как со вкусом пастилы у нее во рту. Но тартаренская пропаганда давала минусы к карме — кукуха ведь не знала, что материалы смотрит Гольденштерн, а сказать такое значило получить в карму не просто минус, а двойной жирный минус… Может быть, следовало спросить у Офы, как с этим быть?

Маня все еще стеснялась звонить Офе после их резкого сближения и старалась придумывать для встреч приличные поводы.

Надо было на что-то пожаловаться, но на что? Хронику терактов все смотрели и так, обсуждать это было нелепо. Спазм непонятной тоски после каббалистического анекдота был сущей мелочью. Ничего нового с ней не происходило. Она уже описывала Офе приторможенное и чуть вялое состояние, ставшее для нее нормой после того, как она допустила Гольденштерна к своему импланту. И несколько раз слышала ответы, сводящиеся к одному и тому же: смирись.

Или, как Офа формулировала сама:

— Научись с этим жить и перестанешь это замечать.

Это, конечно, было универсальным ключом ко всем человеческим проблемам. Но, как объяснила Офа, человек не хочет решать свои проблемы. Он хочет от них избавиться.

— А разве это не одно и то же?

— Нет, — сказала Офа. — Избавиться от проблем нельзя. А вот решить их обычно можно. Но рецепт почти всегда в том, чтобы научиться с ними жить. Или хотя бы согласиться мирно от них умереть.

— А если не согласишься?

— Тогда умрешь несогласной. Понимаешь, все мы едем по конвейеру, а сверху на нас падают кирпичи. Можно об этом не думать, а можно кричать и махать руками от страха. Психотерапевт учит спокойно сидеть или лежать, глубоко дышать и улыбаться. И постоянно расслаблять мышцы, потому что огромное большинство умирает не из-за кирпичей, а из-за вызванных страхом спазмов.

— У баночных тоже конвейер? — спросила Маня.

— Тоже, — сказала Офа. — Просто медленнее. И кирпичи другие.

Офа была похожа на одну хулиганку, с которой Маня дружила несколько лет назад во время южного отдыха. Это был нормальный подростковый краш, не кончившийся ничем конкретным — но он был. Значит, Офа нравилась ей из-за этого сходства? Подумав, Маня решила, что такой вопрос может стать хорошим и вполне убедительным поводом для очередной встречи.

Офа встретила ее в той же комнате с незабудками на столе и портретами крэперов на стенах. Увидев Маню, она улыбнулась и тут же принялась раздеваться, кидая свои проловские тряпки на кушетку. Мане это понравилось. Но она все же нашла в себе достаточно неискренности, чтобы задать вопрос перед тем, как началось то, за чем она на самом деле пришла.

Офа махнула рукой — мол, потом. А когда все кончилось, объяснила:

— Этот аватар отражает твой профайл, который система собирала всю твою жизнь. Поэтому я похожа на всех, кто тебе нравился. Но мой фантик всегда будет нравиться тебе больше, чем любой реальный человек. Потому что реальных людей под твой профайл не делают…

— Хорошо, — сказала Маня. — Допустим, ты просто мой профайл, переделанный в фантик. Поэтому ты нравишься мне. Но что тогда нравится прекрасному Гольденштерну?

— Все происходящее, — ответила Офа. — Ему нравится, что я тебе нравлюсь, и что я при этом твой баночный терапевт, завернутый в фантик твоего профайла, и что мы обе это понимаем и все равно занимаемся тем, чем занимаемся — а он находится в самом центре происходящего между нами, понимаешь? Он не ест что-то одно. Он ест все сразу… Он очень искушенный клиент.

Маня кивнула. Потом еще раз посмотрела на Офу.

— А какая ты на самом деле?