TRANSHUMANISM INC.

Чтобы понять эмоциональные и несколько графические образы из открытого письма нашего замечательного классика, следует вспомнить, что Герман Азизович застал еще древнесоветское время и был неплохо знаком с его культурой. В Советском Союзе было много писателей, они получали какие-то премии и выпускали много книг — но предки жителей Доброго Государства практически их не читали.

Причина была простой — чтобы стать советским писателем, нужно было совершить определенную последовательность душевных движений, в результате которых, как выразился сам Герман Азизович, «все внутреннее пространство художника оказывалось плотно и надежно заполнено помоями, гноем и калом». Впитывать творческий продукт такой души, хорошо зная, как она устроена в разрезе, было противно даже нетребовательным строителям коммунизма.

Прошел век, и все изменилось — буквально перевернулось. Теперь уже продукт западного художника превратился в засиженную тремя парткомами стенгазету, мимо которой лучше было проходить не глядя, как делали советские обыватели: понятно было, что внутри — линия партии плюс чье-то желание оседлать ее с профитом. Художник — на этот раз уже западный — оказался обременен таким количеством идеологических установок, что главной его заботой стало изображать расслабленную непринужденность, шагая по единственно разрешенному маршруту.

Но советские писатели хотя бы пытались сохранить себя среди нечистот — они создавали обитаемые острова духа. Западные художники не делали ничего подобного. Они без рефлексии подхватывали любую идеологическую директиву — как глисты, наперегонки спешащие навстречу каловым массам, чтобы вырвать у судьбы главный капиталистический приз: право остаться в организме еще на день…

Ну да, да. Может быть. Но каким же глистом надо было быть, чтобы, как этот Герман Азизович, проползти аж от допотопных советских времен — через крио-фазу — до баночного пятого таера по сердобольской части… Какая уж там совесть. И потом, западные глисты после отсоса хоть о крылатых демонах пели, а наши — все о каких-то залесях…

В сочинение, конечно, этого вставлять не стоило. Прекрасному было весело и так.

* * *

Еще Гольденштерну нравилось смотреть тартаренские ролики и кровавые отчеты о терактах — и Маня теперь часто искала их в сети.

Типичный тартаренский ролик начинался почти как реклама гигиенических тампонов — одетая во все белое девушка гордо шла по улице навстречу новому дню. Это была Зульфия, главная лирическая героиня тартаренского нарратива для центральной Евразии.

Увы, попадались ей одни монстры: пьяные небритые сердоболы в сапогах-крокодилах и малюсеньких кепках «убей вождя», конные улан-баторы с пиками и красными хвостами на шлемах, похотливые уроды, норовящие приобнять и ущипнуть… Уродов и монстров становилось все больше, они обступали девушку в белом, окружали ее плотным кольцом, лезли на нее друг через друга, наваливаясь со всех сторон — так, что бедняжка полностью исчезала под горой их нечистых тел. А потом на месте этой шевелящейся пирамиды сверкала ослепительная белая вспышка — и заполняла собой экран.

На экране появлялось спокойное и сосредоточенное лицо Зульфии в полной боевой косметике — и она, как испуганная орлица, открывала глаза.