TRANSHUMANISM INC.

Сердомолка вынула из сумочки спичечный коробок. Иван подхватил его, приоткрыл на секунду, глянул из-под очков на оранжевые стерженьки вейпов — они! — и сунул в карман. Все по-умному, и цена, и объем сделки, и упаковка. И момент, главное. Опера вряд ли кого-то сейчас высмотрят сквозь слезы. Будем знать точку — где и когда брать. Точняк на Выносе Мозга.

А теперь снимем огменты и вернемся к Няше.

Няша по-прежнему глядела на стену «Москвы», моргая и вздрагивая после недавнего катарсиса. Иван взял ее за руку и поднял глаза на экран.

Камера с дрона показывала мавзолей.

На трибуне уже стояла — вернее, присутствовала — высшая зеркальная тройка: бро кукуратор, генералы Шкуро (партийная кличка «Везунчик») и Судоплатонов (партийная кличка «Карат» — не то бриллиант, не то сокращенное «каратель»). Стояли там, понятно, не сами банки с их мозгами, а зеркальные референты. Серые плащи, темные картузы, красно-желто-черные банты, зеркальные огменты, в шесть стекол переливающиеся суровой цисгендерной радугой.

Имен референтов никто не знал — зеркала у высших баночных сердоболов часто менялись из соображений национальной безопасности. Покушаться на зеркальных было бесполезно — в Мавзолее ждала следующая зеркальная тройка, готовая приступить к службе немедленно, и таких троек, по слухам, было не меньше десяти. А сами сердобольские банки хранились то ли под Лондоном, то ли в Неваде. В Житомире было слишком опасно — оставался шанс тартаренского набега.

— Многие задаются вопросом, — гремел над площадью диктор, — как это сердобольские банкиры противостоят несправедливому укладу современного общества, находясь в самом его подземном центре? А где же, спрашивается, еще противостоять? Где сегодня фронт? Там, где держат стяг наши вожди! Мы дошли до центра зла, как раньше до Берлина! Но мы не можем сделать зло добром, так уж устроен мир. Мы можем только с оружием в руках встать на страже зла прямо в его логове… Вражеская пропаганда твердит, что сердоболы, вооруженные кобальтовым гейзером, взяли в заложники весь мир. Пусть так — но при этом сердоболы сами добровольно сдались миру в заложники. И в этом гарантия неколебимого порядка и стабильного мира на полной противоречий земле… Вот он, наш кобальтовый гейзер!

На площади появилась упряжка в двенадцать белых битюгов. Они везли за собой макет циклопического устройства, похожего на египетскую пирамиду, переоборудованную в ракетный двигатель (так, во всяком случае, всегда казалось Ивану).

— Настоящий гейзер в сотни раз больше модели и находится сейчас глубоко под землей. Это своего рода ядерный вулкан, тайно построенный нашими предками еще в позднем карбоне под видом музея Вооруженных сил. Если случится немыслимое и произойдет его детонация, он выбросит в верхние слои атмосферы гигантский протурберанец радиоактивного изотопа «кобальт-17», гарантированно уничтожая все сложные формы жизни на планете. Наши враги должны знать, с чем они играют, играя с нами!

Иван, конечно, и без диктора знал, как все случится. Гейзер не надо запускать — он уже запущен. Его надо постоянно тормозить, потому что последний отсчет уже идет и сердоболы просто день за днем добавляют миру времени.

— Отчизна никогда еще не была защищена так, как сегодня, — продолжал диктор. — Если враги попытаются сделать что-то с нашим руководством, если контакт с референтами прервется, те, кого вы сейчас видите на трибуне, запросят экстренный сеанс связи с вечными вождями по горячей линии. Если в нем будет отказано, добавить нашему миру времени не сможет уже никто. Даже самый богатый баночник планеты.

Диктор язвительно выделил эти слова — и все, конечно, догадались, на кого он намекает. Но приличия нарушены не были и национальная карма не пострадала.

За кобальтовым гейзером шла толпа — с воздушными шариками, красно-желто-черными триколорами и саморазогревающимися шашлыками на шампурах. Иван ощутил запах подгорелого лука, пива и праздника — и снова вспомнил, что все происходит рядом. Гейзер вот-вот проедет мимо, а потом попрет толпа с шариками.

— Ты ощутил? — спросила Няша. — Я помню, что ты отходил, но ты все равно должен был почувствовать.

На ее глазах до сих пор блестели слезы.

— Да, — сказал Иван, — было дело.

— И как тебе?

— Соглашение о разделе мозга, — хмыкнул Иван. — Что тут скажешь.

— Какое соглашение?

— Ты что, правда не знаешь?

Няша пожала плечами.

— Вслух не хочу говорить, — сказал Иван. — Могу на слинзы кинуть.

— Ну давай.

Иван надел очки, нашел закладку — и послал рисунок разрезанного пополам мозга с текстом, написанным поверх картинки от руки. Текст был такой: