Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2015

Вот эта семейка идеальная, идеальный клерк, влюблённый в свою идеальную девушку, высокую блондинку. Понимаете, в общем, они глупые оба, и такие они ничтожные (хотя симпатичные такие, как в моё время говорили — «симпотные»), что Фаллада достигает довольно странного эффекта. Когда всех этих ребят, эту пару семейную начинают гнобить со всех сторон, когда они теряют квартиру, когда он теряет работу, когда они постепенно разоряются, читатель испытывает некоторое поганенькое злорадство и думает: «А вот вам так и надо!» — потому что маленький человек ничего другого не заслуживает. Действительно.

Понимаете, есть двоякий подход к теме маленького человека. Есть Чаплин, который жалеет маленького человека, хотя в душе, может быть, и презирает его. Есть Акакий Акакиевич, маленький человек. А есть «Смерть чиновника», где Червяков мерзок. Понимаете, в чём дело? У Фаллады они действительно маленькие, и поэтому их неспособность к протесту, их неготовность что-то переменить, их социальная зависть, которая очень часто сказывается, — это всё достойно отвращения. Поэтому, как ни странно, книга «Маленький человек, что же дальше?» вызывает всё-таки мысль о том, что XX век не для маленьких людей. «Здесь, на горошине земли, // Будь или ангел, или демон». «Ну хватит уже, нечего! Хватит быть маленьким! Пора становиться большим!» Интересно было бы, кстати, по итогам Второй мировой написать роман «Сверхчеловек, что же дальше?». Вот это было бы интересно. Но, к сожалению, Фаллада умер довольно рано, по-моему, в 1953 году… Нет, даже в 1947 году, по-моему. Да, в 1947-м. Поэтому он не успел такую книгу написать.

Что касается лучшего его романа — «Каждый умирает в одиночку». Про «Железного Густава» здесь был вопрос правильный. Это история последнего немецкого извозчика. Взята хорошая тема. Это на грани журналистского расследования история с открытым финалом, потому что Фалладу в этот момент очень занимает идея: императивна ли та жизнь, которую ты прожил, обязательна ли она — или, может быть, ты мог бы прожить какую-то другую? Ну, такое вариативное, ветвящееся повествование, которое потом тоже у другого немца — у Тыквера — было в «Беги, Лола, беги» и у американца в «Магнолии». А обязательно ли это было так? Могло ли это быть иначе? В «Железном Густаве» это то самое, что мне кажется наиболее привлекательным, потому что вообще читать дальше про быт этих немецких людей совершенно невыносимо.

Я ведь Фалладу прочитал, братцы, по чистой случайности — просто потому, что в пансионате, в котором я периодически отдыхал в детстве, была очень богатая библиотека, и из всей немецкой прозы там был только Фаллада. Ну я и читал от нечего делать. Чего там ещё было делать? Я там полдня плавал в лодке, а полдня читал Фалладу. Диккенса всего я там же перечитал, надо вам сказать. Это довольно легко глотающаяся литература.

Но «Каждый умирает в одиночку» составляет некое исключение, потому что там описана жизнь под фашизмом. И там ставится вопрос совершенно однозначный и действительно принципиальный: а есть ли выбор при фашизме? Казалось бы, все обстоятельства списаны. Да, есть. И там эта рабочая пожилая пара, которая разбрасывает открытки с протестами (забыл я их фамилии, но сейчас могу посмотреть), — это те ребята, которые составляли костяк «Белой розы», конечно, Софи Шолль знаменитая. Конечно, прототип героев — это, как мне кажется, «Белая розы», в которой тоже разбрасывали листовки. И там потрясающая сцена, когда этого рабочего-старика допрашивают, и он вдруг узнает, что все его открытки попадали только в Гестапо, больше их никто не читал — он, в сущности, писал им. Но потом он понимает, что они — лучший адресат, только к ним и стоит обращаться, чтобы они видели, что они ещё победили не всех, гады! Вот это сильная идея.

И там очень сильно, конечно, как они ждут смерти, приговорённые. Он под гильотину попадает, она умирает под бомбёжкой. Тюрьма разбомблённая — это очень хорошая тоже метафора. Единственная цена, которой можно победить фашизм, — это внешняя бомбёжка, потому что сам себя он не съест никогда, люди остаются рабами бесконечно. Если бы не Красная армия, ничего бы не было. Так вот, в самой идеи, что в тоталитарном обществе, в обществе без выхода всё равно ты можешь выбрать, по крайней мере, свою смерть — в этом заключается, конечно, великое экзистенциальное прозрение.