Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2015

Ура, ребята! Всё-таки Илюха был молодец! Илья Валерьевич. Царствие ему Небесное… Это был, по-моему, совершенно замечательный поэт.

Хороший вопрос от Сергея: «А как же павианы из «Града обреченного» — страшные, паскудные и очаровательные одновременно? Сергей, Екатеринбург».

Серёжа, обезьяны в «Граде обреченном» имеют совершенно конкретную функцию — они обозначают собой непонятное, неведанное, столкновение с которыми у Стругацких… Филатов лучше знает, он больший их фанат.

Д. Филатов― Там ещё политкорректности было достаточно.

Д. Быков― Ну-ну, скажи.

Д. Филатов― Определил себе каждый собственного павиана и так далее и тому подобное, как ты помнишь. Их же отстреливать было запрещено.

Д. Быков― Совершенно верно. Но самое главное, что у Стругацких главное в воспитании начинается со столкновения. Ну, помнишь, как в Малой Пеше (в «Волнах гасят ветер») начинается столкновение с непонятным? Это мы помним очень хорошо, 1984 год. Дело в том, что когда возникает непонятное, хаотическое, вот тут в человеке что-то проявляется. Тест на хаос, если угодно. Поэтому я не стал бы, Серёжа, на нашем с вами месте так уж этих павианов ненавидеть. Они — очень важный воспитательный фактор.

Кстати, я хочу обратиться ко всем гостям: ешьте, не стесняйтесь, потому что, пока я говорю, у вас есть возможность.

Д. Филатов― Фашизм начался с расстрела павианов, как ты помнишь.

Д. Быков― Кстати, да! Совершенно верно. Ну там, у них, да? И Фриц Гейгер этим себя прежде всего обозначил.

Я хочу, чтобы Васильевич (он же Кохановский) прочитал «Новогоднюю балладу» — одно из любимых моих стихотворений. А после этого (матушка, приготовиться!) будет всё-таки обращение матерей России. Поскольку вы здесь все матери, кроме, по-моему, Репринцевой… Да? Поля, клянусь тебе, над этим поработают, безусловно. В общем, желаю родить в новом году! Васильевич, поехали!

И. Кохановский― Можно, да?

Д. Быков― Конечно. Давно уже можно.

И. Кохановский―

Лиман. Чукотка. Новый год.

Ночь звёздным пиршеством богата.

Шипенье пенистых бокалов,

Курантов рокотный аккорд,

Шампанского круговорот,

Нарядов хоровод парадный…

Глядят, как пьянствует Анадырь.

Лиман. Чукотка. Новый год.

Как тени, двое. Их уход в ночь

из чужих и дымных комнат —

побег от давешних знакомых,

от постных тостов и острот.

Фантазии запретный плод

зовёт с грехопадения омут,

как будто их всё клонит.

Лиман. Чукотка. Новый год.

Им дали ключ и адрес —

код любовников бездомных.

И это они б нашли опасным бредом,

когда бы знали адрес тот.

Теперь им предстоял поход,

считай, почти что на край света

сквозь мглу, пурги,

что гнали слепо…

Лиман. Чукотка. Новый год.

Всё было против них.

Как чёрт из табакерки,

так внезапно пурга взъярилась

снежным залпом,

сбивая с ног, как апперкот.

Но вожделения полёт

их вёл упрямо и азартно

туда, где их не вспомнят завтра…

Лиман. Чукотка. Новый год.

Они не знали, что их ждёт

в лачуге бедной и холодной.

Но жажда близости,

подобная безумству,

мелочи не в счёт.

Был сказочен её исход,

Желанья обоюдны…

Как были дивны в непогоду.

Лиман. Чукотка. Новый год.

Кто их осудит, кто поймёт?

Страстей и плоти единенье,

Паденье в бездну упоенья,

переходящее в улёт.

А утро — сложный эпизод.

Поймёт ли их сердец смятенье,

Гневной, готовый к перемене

Лиман. Чукотка. Новый год.

Но не спешит узнать восход,

как сплетница по телефону:

«А кто она ему! Кто он ей?»

Нет, не спешит. Наоборот,

он не торопит переход

к дневным, обычным, трезвым нормам,

где обретут иные формы

Лиман, Чукотка, Новый год.

И вновь дня суетный разброд,

как липким снегом для забавы,

до крыш заботами завалит,

пошлёт забвение в расход.

Но как бы круто в оборот

потом их будни ни забрали,

как озарение, запали…

Д. Быков― Лиман. Чукотка. Новый год. Молодца! Спасибо большое!

Кстати, тут привет тебе из Магадана. Конечно, не земляки, ты москвич, но из Магадана нам пишут: «Уже шесть часов как Новый год настал. Ничего страшного». (Смех.) Тебе большой привет передают магаданцы. Кстати, а каким образом ты там оказался, я так и не знаю? Ты же в Москве закончил.

И. Кохановский― Я начал работать в «Московском комсомольце» и печатать свои стихи там. Потом следующая моя публикация была в журнале «Смена». А я был очень робкий и сам стихи никуда не носил, это делал мой двоюродный брат. Но когда напечатали, он мне говорит: «Ты поезжай, хоть познакомься там с кем-то, кто там вообще работает, чтобы они знали, кто ты есть вообще».