Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2016 Июль - Декабрь

Ну, это совершенно очевидно. Это потому, что кончается тот мир, который Клюев любил и знал как никто, кончается мир северной деревни, кончается вообще община, если уж говорить глобально. Поэтому, конечно, «Погорельщина» — это такой итоговый эпос русского села. И естественно, что плач — это тот же плач, который слышится в конце «Прощания с Матёрой». Помните, «одинокий голос Хозяина»?

«Вы любите сравнивать прозу Мураками со слабым пивом. В связи с этим вопрос: что для вас в литературе водка, что коньяк, а что портвейн? К какому сорту и уровню крепости вы относите собственные сочинения?»

Ну, по-разному. Мне кажется, что всё-таки «ЖД» — это абсент. Так мне кажется. А вообще это же не моё сравнение. Когда-то Сорокин сказал: «Пелевин — травка, а я — героин». Легко сейчас, в наши дни, за такое сравнение подпасть под статью о пропаганде наркотиков. Я надеюсь, никто не додумается эту метафору Сорокину припоминать. Я бы, пожалуй, всё-таки сравнил «Эвакуатор» с каким-нибудь эдаким подростковым слабым вином. А скажем, «Квартал» — по-моему, это хорошая такая водка, неплохая, Wyborowa как минимум.

Из чужих текстов, действительно обжигающих нёбо, Набоков — это очень хороший коньяк, очень качественный. А скажем, большая часть писателей советских шестидесятых годов — ну, это портвешок, не более. Аксёнов — это ром настоящий, такой пиратский ром. Ну, Веллер — конечно, это Absolut, это очень хорошая водка. Ну, я потому так говорю, что я знаю о пристрастии Веллера из всех напитков именно к этому, особенно к черносмородиновому. А так трудно сейчас сказать… Понимаете, что ужасно? Очень много бормотухи, очень много сивухи. А уж сколько бражки в последнее время! Причём бражки от тех людей, от которых мы вправе были бы ожидать гораздо более качественного продукта.

«Никогда не мог понять людей, которые не имеют амбиций. А вы их понимаете?»

Нет, не понимаю. Для меня отказ от амбиций и, более того, отказ от высокой самооценки — это начало прокрастинации, начало жизни без мотивировок. Чтобы прыгнуть на три метра в высоту, надо разбегаться на четыре.

О Василе Быкове обязательно будет.

«Один писатель размахался Кьеркегором. А вы знаете Кьеркегора?»

Знаю. Понимаете, я никогда не видел прямой связи между количеством прочитанных книг и умом. Ну, это классическая фраза председателя Мао: «Сколько ни читай, умнее не станешь». Есть, конечно, способность сомневаться в себе, которая возрастает от количества прочитанного. Я здесь ни на чьей стороне — ни на стороне тех, кто читал Кьеркегора, ни на стороне тех, кому он в принципе не нужен.

Тут я, наверное, грустную тоже вещь скажу. Помню, я брал интервью у Питера Устинова, когда он приезжал в Москву ставить «Любовь к трём апельсинам» в Большом. И вот я его спросил: «Вас называют лучшим Пуаро мира. Как вы относитесь к этому персонажу?» Он сказал: «Знаете, без восторга. Пуаро решал массу интеллектуальных задач, но так и не решил простейшую задачу женитьбы. А человек, который не женился, не вызывает у меня большого доверия».

И я должен с грустью сказать, что действительно боюсь, что отношения с женщиной, страх перед женщиной — это в известном смысле страх перед жизнью. И неумение выстроить атмосферу, неумение выстроить отношения с женщиной — это в известном смысле такое серьёзное родимое пятно для философа. Вот то, что Кьеркегор испытывал панический ужас перед супружеством, для меня многое объясняет.

«Или — или» я никогда не любил и никогда не перечитывал. А вот «Страх и трепет», конечно, перечитывал — главным образом благодаря тому, что у Кушнера содержится отсылка:

Страх и трепет, страх и трепет, страх

За того, кто дорог нам и мил…

Меня всегда очень интересовал страх в культуре, положительные его моменты, отрицательные, способы перегонки, перевода страха и трепета из такой бытовой плоскости, если угодно, в эстетическую, в таинственное, поэтому, да, я Кьеркегора читал. Но, честно говоря, не думаю, что я стал бы хуже или, скажем, безграмотнее, если бы я не читал Кьеркегора.

Кьеркегор принадлежит к числу тех мыслителей… Я даже не назвал бы, наверное, в строгом смысле его мыслителем. Он писатель первоклассный. Он как стилист, как автор, передающий довольно тонкие оттенки чувств, он выше, по-моему, себя же как философа. Хотя мне очень близка кьеркегоровская мысль о том, что эстетика выше этики, что на первом этапе человек является обывателем, на втором он пытается разбираться в этике, а на третьем он становится человеком эстетическим. Это высокая мысль, интересная чрезвычайно.

«Как вам творчество Чандлера? Из американского детективного жанра кто там ищет Бога?»