Транснациональное в русской культуре. Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia XV

С обновлением регулярного общения в резко изменившемся культурном контексте (сюда же следует отнести и обмен ролями, поскольку теперь наставником в их паре выступает Людмила – как проводник Бальмонта во французском литературном поле) прошлые взаимоотношения корреспондентов, особенно первое знакомство в российской глубинке и краткая любовная связь 1902 г., приобретают новую актуальность и предстают в новом свете. Параллельно желанию Людмилы зафиксировать ценности русской модернистской культуры в поэтической антологии Бальмонт переосмысливает корочанский эпизод, некогда реализовавший модернистскую «новую мораль» в ситуации вынужденной ссылки, которой оба любовника в свое время так тяготились. 1 января 1922 г. он пишет Людмиле: «Это – редкостный дар Судьбы, что я опять нашел Вас, и опять Вы поете в моей душе – так же, милая, как там, в незабвенные весенние дни, в сказочной Короче». Корочанские встречи теперь становятся не просто литературным фактом – каким были и раньше в рамках эстетически значимого поведения людей модернистской культуры, – но фактом ушедшей эпохи, значимым в первую очередь исторически, подобно проекту антологии. «Милая Люси, Ваши письма – лучевые полосы, входящие в мое окно ласкающе-напоминательно», – пишет ей Бальмонт 28 июня 1922 г.:

Эти правильно очерченные хрустально-золотистые протяжения напоминают мне, что есть мир, где жизни радуются, и где линии правильны, и где краски певучи. И напоминают мне ту любимую юную девушку, которая, кутаясь в шаль, стояла со свечой в руках на крыльце (так вижу ее), когда ранней весной я уезжал от нее. И напоминают мне самого меня тех дней, когда я любил все ощущенья бытия. Мой край растоптан. Мой народ искажен. Мой дом разрушен. Дело моей жизни истреблено, в том, что может в нем быть истреблено. Милая, мне радоваться трудно, а каждое новое огорчение падает с удесятеренной свинцовой тяжестью. Но от Вас идет свет.

Сохранив корочанские письма Людмилы, Бальмонт садится их перечитывать как эпистолярный роман, кодирующий непреходящие ценности модернистской культуры в кризисных исторических условиях. «Милая Люси, Вы никак не сможете угадать, что я сейчас делаю», – пишет он 23 февраля 1923 г.:

Я читаю лучезарные страницы невозвратимого и неизменимого.

«…Бамонт ‹sic›, дорогой, Вы знали много, много женщин, но Вы не знаете женщины, Бамонт». – Вы узнаете?

«…Ах, я всегда счастлива, Бамонт. Я живу. Жизнь – счастье».

«…в вечном порыве к счастью я невольно и сильно поверну жернов…»

Люси, Вы, верно, забыли, что ровно 21 год тому назад, сравнивая мои карточки и определяя мое лицо, Вы дали такую блистательную формулу, которой лучше Вы не сможете дать теперь, хотя бы пишете блестяще. Я сейчас прямо вздрогнул от восторга. Ах, в амбарах прошлого, в его рудниках, у нас много золотого зерна и драгоценных камней.