Транснациональное в русской культуре. Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia XV

Люси, вчера я провел вечер у одного из боссаровских переводчиков М.Д. де Грамона, он, кажется, и поэт. Там был редактор «Женевского Обозрения», Робер де Трас, из-за которого, насколько я понял, и был весь вечер. Был некий поэт Шарпантье[937], еще какой-то мусью, весьма жовиальный, хотя с перерубленной щекой и со стеклянным глазом; были званы и все знаменитые братья-разбойники, то бишь братья-писатели, Мережковский, Гиппиус, Бунин, Куприн, Бальмонт, с присными их. Конечно, когда я пришел с Еленой ‹Цветковской› – то есть со значительным опозданием, – около полезного де Траса сидели – справа Мережковский, а слева Гиппиус, окружая его замкнутым кольцом своей беседы, а Бунин с женой замкнули в такое же кольцо жовиального мусью, имя которого от меня ускользнуло, но который, вероятно, чем-нибудь полезен страждущему человечеству, если Бунин так усердно развивал на нем свои скромные способности говорить по-Французски. Мне достался бесполезный и как будто довольно глуповатый Шарпантье. Я с ним вежливо поговорил, потом заскучал, потом внутренно озлился и громко сказал Елене, воспользовавшись минутой сравнительного молчания: «Amiga!

Тесним мы Шведов рать за ратью,
Система верная – одна».

Признаюсь, мне стало приятно, что Бунин очень побледнел. Он человек подозрительный и страшно самолюбивый. Но милая дуэнья велела мне быть серьезным, и потому, стряхнувши с себя и свирепость и робость, я вежливо и бесцеремонно вмешался в разговор Гиппиус и де Траса, в две минуты его, этого принципала минуты, заинтересовал, а через пять минут и Мережковский и Гиппиус были оттеснены в сторону и весь вечер де Трас говорил почти исключительно со мной. Рассказываю Вам все это так словоохотливо, чтобы воспроизвести обстановку и сказать Вам, что де Трас просит Вас безотложно послать ему по адресу – Genève, Revue de Genève – поэму мою о Париже, – если Вам не жалко для этого журнала, прибавляю я, – и несколько стихотворений, где я противопоставляю Русское, Скифское – Европейскому ‹…› Если бы Вы присоединили несколько слов от себя, это было бы чудесно[938].

Вечер кончился вполне благополучно. Братья-писатели, не исключая и меня, отбыли домой первыми, все вместе, сомкнутым строем. При этом душка-христианин Хапхапкин-Пронырковский[939], прощаясь, сказал мне: «До свидания, милый». Скажите после этого, что человеческая природа не улучшается.

Строгая дуэнья, одобрите меня ‹…›