Главную вину за то, что этика непротивления осталась непонятой современным человеком, Толстой возлагал на Церковь. Согласно его воззрениям, христианство, как всякая религиозная доктрина, объединяет два разноплановых аспекта: во-первых, «много говорит о том, как надо жить каждому отдельно и всем вместе», т.е. содержит этическое учение; во-вторых, объясняет, «почему людям надо жить именно так, а не иначе», следовательно, включает в себя метафизические принципы». Религиозная этика и метафизика неразрывно связаны между собой, и их невозможно обособить без вреда для самой религии.
Толстой считал, что Церковь давно предала забвению этику Евангелия, перенеся центр тяжести на одну метафизическую сторону. Человек при этом оказывается лишенным нравственной опоры, которая дается только религией, вытекает из религиозного отношения к миру. Религию не могут заменить ни метафизика, ни наука. Религия указывает направление всякой умственной работы. В ней человек обретает смысл жизни. То есть Толстой говорил о полной зависимости человека от Церкви [111].
Столь высоко ставя религию в жизни человека, Толстой осмысливал ее не как мистическое учение, а как изначальное, глубинное отношение человека к миру. Надличностный и надсоциальный характер христианства делает его нравственной системой, которая согласна «с разумом и знаниями человека». В этой трансцендентальной детерминации и заключалась главная особенность толстовской этики.
Для Толстого Бог не существовал отдельно от человека, он имел непосредственное отношение к человеку и проявлялся не иначе как через отношения людей друг к другу и к самим себе. Согласно Толстому, человек постигает Бога в самом себе, не обращаясь за помощью к Церкви и священнослужителям. Бог у Толстого – это нечто целое, частью чего является человек.
Каждый человек, считал он, может стать подобным Богу, способен «вызвать в себе Бога», «отрешиться от себя во времени», при этом «забывается все прошедшее, устраняется всякая мысль о будущем и делается добро и спокойно». Идея «богоподобия» дополнялась у Толстого идеей «сыновности Богу». В каждом человеке, писал он, живет «сын Бога», «тот, кто не сумел сделаться сыном Бога, навек останется в хлеву со скотиной». Очевидно, что идеи «богоподобия» и «сыновности Бога» Толстой меньше всего связывал с религиозной догматикой, это были свойства духовности, духовного роста человека.
Христианская религия, считал Толстой, несет несомненный вред человеку, поскольку подрывает у него веру в самого себя и свои возможности, обрекает его на вечное рабство перед Церковью. Религия, по мысли Толстого, не должна быть насилием над человеческим духом, не должна лишать человека свободы выбора. Неудивительно, что за такую позицию Святейший Синод Православной церкви отлучил Толстого от Церкви и предал его имя анафеме.
Для Толстого человек был ценен, независимо от того, к какой общности он принадлежит, верующий он или неверующий. Во всех общественных отношениях он выделял такие, которые давали возможность человеку почувствовать себя прежде всего человеком. Именно их ценил и считал важным условием для будущего.
Л.Н. Толстой рассматривал вопрос о смысле жизни. «Для решения этого вопроса одинаково недостаточно приравнивать конечное к конечному и бесконечное к бесконечному», надо выявить отношение одного к другому. Следовательно, вопрос о смысле жизни шире охвата логического знания, он требует выхода за рамки той области, которая подвластна разуму. «Нельзя было искать в разумном знании ответа на мой вопрос», – пишет Толстой. Приходилось признать, что «у всего живущего человечества есть еще какое-то другое знание, неразумное – вера, дающая возможность жить».
Толстой приходит к выводу о том, что вопрос о смысле жизни есть вопрос веры, а не знания. В философии Толстого понятие веры имеет особое содержание, не совпадающее с традиционным. Это – не осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом. Понятие веры в толстовском понимании совершенно не связано с непостижимыми тайнами, неправдоподобно чудесными, превращениями и иными предрассудками.
Из произведений Толстого вытекает вывод: смысл жизни не может заключаться в том, что умирает вместе со смертью человека. Это значит: он не может заключаться в жизни для себя, как и в жизни для других людей, ибо и они умирают, как и в жизни для человечества, ибо и оно не вечно. «Жизнь для себя не может иметь никакого смысла… Чтобы жить разумно, надо жить так, чтобы смерть не могла разрушить жизни». Говоря современным языком трансперсональной психологии, смысл жизни – в трансценденции для того, чтобы постичь Бога в себе [268].