Отобрать икону казалось ему делом легким, как удалить кирпичи в наскоро заложенном потолочном перекрытии. Кремер не сомневался: именно этот человек проник в выставочный зал замка, в то время как его напарник запер снаружи дверь. Он похитил «Оплакивание», «Поругание Христа», «Суд Пилата», в которых ничего ровным счетом не смыслил, а теперь решил еще добыть «Апостола Петра», чтобы сосредоточить всего Тордоксу в руках того, кто стоял за ним.
— Сначала о возмещении, — сказал Кремер. — Вас послали договориться, а не грабить.
— Жить надоело?
— Не валяйте дурака!
Кремер отступил к двери. Больше всего боялся он зацепиться за что-нибудь, свалить тумбочку, стул. Отступая, Кремер вытянул руку по направлению к двери, второй — подхватил футляр.
Гость двинулся за ним.
— Разбудите гостиницу! — предупредил Кремер.
— Давай икону.
Выхода не было. Кремер нажал ручку двери — вместо бесшумного поворота петель послышался тихий царапающий звук. Кремер тотчас потянул ее на себя: снаружи дверь подпирало что-то грозившее в любую секунду упасть. На раздумья оставались секунды.
— Стой! Ваша взяла! — сказал он. — Правая тумба стола. Только тихо! Икона там…
— Давно бы так, — гость вернулся к столу.
— В каком ящике?
— В среднем.
Послышался стук.
— Здесь нет…
Кремер зашел сзади, сжал браунинг. Гость снова нагнулся, Кремер сделал выпад — рукоятка пистолета пришлась поперек шейных мускулов. Тот свалился, прижимая колени к подбородку, руками он держался за шею. На полу, у стола, было светлее — сюда падали отблески света фонарей, но Кремер все равно ничего не мог рассмотреть.
— Вот кресло! — Кремер помог ему подняться. — Вас послали устроить скандал? Откуда вы меня знаете?
Гость сел, каждое движение причиняло ему страдания.
— Мы видели друг друга в Москве, на Ярославском вокзале.
— Там бывает много людей, — сказал Кремер.
— Вы схватили икону…
— Но почему вы решили, что она со мной?
— Почему? — боль понемногу отпускала его, он снова взял прежний тон… — Ты вез ее в Мукачево Терновскому. По дороге узнал про кражу из замка. Поворачивать было рискованно…
— Я мог передать икону в Москве.
— Не мог. Терновского не было. Он уехал перед тем, как все случилось в Залесске.
Все еще сжимая шею, ночной гость сказал:
— «Апостол» тебе не нужен.
— Вот это деловой разговор! — Кремер взял стул. — Я мечтал договориться.
— Что хочешь за него?
— Много не надо. Я возьму «Оплакивание» и маленькую икону из Твери, которую вы взяли у онколога. Разницу заплатите… — он торговался как «прилипала».
— Кто здесь сказал про онколога?!
— Дураку ясно! Вы же подбирали Тордоксу!
— Икона здесь, в номере?
— Здесь. Как вы узнали про меня и Терновского? — спросил Кремер.
— Каталог международной выставки с его автографом!.. Понятно? Ничего не оставляй под матрасом.
Кремер кивнул:
— Значит, вы навестили меня, пока я ездил в Карпаты?
— Пока ты прятался от экскурсионного фотографа… Между прочим, тебя не разыскивают?
— Не разыскивают, — Кремеру стало смешно. — Что это вы так неприветливы? Все-таки имеете дело с искусством… Вы не из шпаны?
Из кресла донесся звук — полусмех, полустон. Ночной гость, забыв про боль, радовался собственной находке:
— Литератор я…
— Ладно, — сказал Кремер. — Договорились?
— Пока нет. Где держал ее?
— В камере хранения.
— Я знал, что ты принесешь икону перед самым отъездом… — гость что-то достал из кармана, по-видимому блокнот с описанием иконы.
«Экспертиза» заранее продумана», — понял Кремер.
В ту же минуту в коридоре раздались шаги. Скрипнул плохо закрепленный плинтус, легкое сотрясение послышалось рядом с холлом. Скрываемые паласом шаги приближались к двери.
— Больно? Массируйте шею, — Кремер не особенно осторожно тряхнул ночного гостя.
— Какой массаж? — он ничего не слышал. — Шея не гнется!
— Отвлекайтесь, массируйте. Стихи любите? — не дождавшись ответа, Кремер забормотал первое пришедшее на память: — «Остановлены лошади в ряд, мы готовы разлучить рукава и полы. Над каналом большим императорским снова начинается чистый холод…»[6]
Человек в коридоре с секунду постоял под дверьми, потом шаги стали удаляться.
— Где икона? — спросил гость.
— Сейчас.
«Апостол» был тщательно упакован. В темноте Кремер убрал первый предохранительный слой, потом второй. Наконец поставил икону на стол, включил лампу.
Лицо «Апостола» было просто и величаво. На этот раз оно говорило о порывистости и простодушии. Сквозь оградительное стекло хорошо просматривался древний потрескавшийся левкас.
— Переверни!
Кремер повернул икону. По дереву рассыпались крошечные завитки старославянских литер: «В лето 6922 а писана бысть икона си рукою раба божия Антипа Тордоксы».
Когда гость ушел, Кремер тихо вернулся в прихожую, осторожно нажал на ручку — дверь в коридор беззвучно открылась.
Больше Гонта не нашел в газетах ничего, что относилось бы к парикмахеру Федору Джуге — «торговцу людьми», наживавшемуся на человеческом горе. Приближался последний штурм, сообщения с фронтов исчезли, зато резко возросло количество материалов под рубриками «Разное» и «Спортивные сообщения».