Транзит

Она взглянула на меня. Иногда легче узнать человека издалека, чем вблизи. Я не приложил никаких стараний к тому, чтобы она меня узнала. Меня охватил озноб. Тем временем принесли пиццу величиной чуть ли не с вагонное колесо. Официант отрезал каждому из нас по куску.

– Ешь, Мари, у тебя такой усталый вид.

– Опять все зря, – ответила она.

Он взял ее за руку. Я не испытывал ревности. Я чувствовал только, что должен немедленно отнять у него то, что ему не принадлежит и что он наверняка не умеет ценить по достоинству. Я и в самом деле схватил его руку выше кисти и потянул к себе, как будто для того, чтобы увидеть циферблат его часов. Женщина высвободила свои пальцы. Я снова овладел собой и сказал, что должен немедленно уйти. Он ответил мне с явным разочарованием, что рассчитывал провести со мной вечер, что Мари не голодна, а ему одному не под силу съесть такую огромную пиццу, что он готов выложить за меня свои хлебные талоны и что я должен еще раз все рассказать Мари.

Он налил мне розе. Я выпил его залпом и понял, что, если я сейчас уйду, она наверняка не пойдет за мной, а останется здесь с врачом. И я выпил второй стакан, затем торопливо налил себе еще и рассказал всю эту длинную бессмысленную историю в четвертый раз. Женщина слушала меня так же, как я рассказывал – с полным равнодушием, но врач прямо-таки упивался этой чепухой. А ведь весь этот план и вправду был чепухой. Потратить столько сил и энергии, чтобы сменить один город на другой, где находиться не менее опасно, – это все равно что пересаживаться с одной шлюпки на другую прямо в открытом море…

– Но вам, конечно, придется поехать одному, – сказал я. – Это путешествие не для женщин. Об этом и речи быть не может.

Она быстро возразила:

– Для меня обо всем может быть речь. Я хочу отсюда уехать. Как – мне безразлично… Я ничего не боюсь.

– При чем здесь страх! Просто мужчину легче спрятать, а в случае чего его можно высадить в пути. Эти люди ни за что не согласятся на такое рискованное дело…

Мы впервые посмотрели друг другу в глаза. Я думаю, что только в этот момент она меня узнала. Я хочу сказать, узнала не как человека, которого встречала уже много раз, а как незнакомца, с которым скрестились ее пути – кто знает, к добру или к беде…

Врач велел официанту унести пустую бутылку, которую, к слову сказать, опорожнил почти я один, и подать новую. И пока я пил, я обдумывал ее слова: «Хочу отсюда уехать… Как – мне безразлично…» В ее устах это признание, которое я ежедневно слышал от сотен людей, показалось мне свежим и новым в своем безумии и в своей естественности, – как если бы здесь, где горел огонь в печи и на столе лежала разрезанная на куски пицца, она принялась бы уверять меня, что когда-нибудь смерть исказит ее черты, И я даже на мгновение задумался над этим самым естественным видом разрушения, неизбежным концом для всего сущего на земле. Ее маленькое бледное лицо, еще не тронутое временем, плыло перед моими глазами в блестящем облаке цвета розе, которое вдруг окутало все вокруг меня. Врач сделал движение, чтобы снова взять ее за руку, но я вовремя успел помешать ему, потянувшись к бутылке.

– Тебе все равно не удастся уехать так скоро, – сказал врач. – А если даже и управишься к сроку, то с тем же успехом сможешь поехать через Испанию.

Я налил всем розе, и, пока я пил, мне стало ясно, что я должен как можно скорее оттеснить врача от этого столика, выдворить его из пиццерии, из города и отправить подальше за море.

VII

Должен признаться, я преследовал эту пару по пятам. Да я этого и не стыжусь. Теперь, когда я все хорошенько обдумал, я понимаю, что не был им в тягость, скорее наоборот. Предлогом для наших свиданий была поездка в Оран. Я вел переговоры с врачом, с мышеподобным человеком, с Бомбелло, с которым успел к тому времени познакомиться. Он оказался тощим усатым корсиканцем, с виду – типичным обывателем. Вряд ли он когда-либо курсировал по иным маршрутам, нежели Аяччо – Марсель. Я сказал врачу, что этот грузовой пароходик может простоять здесь еще несколько недель, но столь же вероятно, что вдруг снимется с якоря. Готов ли он к такому неожиданному отъезду? Врач, опустив глаза, ответил, что поборол себя и готов на все. С Мари он рассчитывает встретиться в Лиссабоне.

Обычно я часами ждал врача в квартире Бинне, не обращая внимания на удивленные взгляды Клодин, которая никак не могла взять в толк, почему я подолгу засиживаюсь у них. Сын Клодин тоже молча ждал прихода врача, хотя, по мере того как мальчик выздоравливал, тот уделял ему все меньше внимания. Встретившись со мной у Бинне, врач тащил меня в пиццерию, где мы вместе ждали Мари. При этом он, к моему великому удивлению, говорил мне всякий раз, что твердо обещал Мари привести меня с собой, – присутствие чужого человека рассеет тягостное чувство, неизбежное перед разлукой, а что до него, то ему любо все, что хоть немного ее успокоит и оживит.