Транзит из ада

Зачем все это? Зачем в две тысячи четырнадцатом году русские Украины с такой ненавистью отнеслись к ушедшему Крыму. Ведь не раз и я, и другие видели в Интернете или слышали в лицо – с вас все началось. Крыму, моему напарнику, это в лицо сказал пленный бандеровец – с вас все началось. Что именно? То, что автобусы с крымскими активистами на трассе уже после Майдана остановили бандеровцы, избили людей железными прутьями, дубинками, заставили встать на колени, кричать «Слава Украине!», собирать голыми руками стекло, несколько человек убили. И эта расправа осталась безнаказанной! Я все понимаю, революционная ситуация. Но почему никто из моральных авторитетов, важных для Майдана… те же Святослав Вакарчук или Кузьма Скрябин, тот же патриарх Филарет не выступили, не ужаснулись, не осудили человекоубийство. Почему на Майдане весь разговор с Востоком страны свелся к транспаранту «Схид и захид разом». Ведь до крымчан никто и не пытался донести, что на самом деле хочет Майдан, как он видит будущее Крыма. Сначала Крым встретил собственных активистов, над которыми издевались на трассе. Потом Крым встретил собственный «Беркут», раненный и обожженный, пропитанный дымом покрышек. А потом выслушал угрозы «прислать поезд дружбы» – то же самое, что сделали в Одессе в мае четырнадцатого. Так в чем же виноват Крым, что началось с них? Виноват в том, что не удалось расправиться, избить и сжечь людей? В том, что получил всего за несколько лет и мост, и капитальный ремонт дорог, и новый аэропорт, и полное обновление железнодорожного транспорта, новые «Скорые», пожарки – все то, что почему-то не дала Украина. В чем?

Дорога из Крыма пролегла в Одессу, из Одессы – в Иловайск, Дебальцево, донецкий аэропорт. Почему-то в головах людей, живущих здесь, никак не укладывается одна простая мысль – мы тоже виноваты. Мы тоже делали что-то не так. Потому и не получается даже начать прощать. Потому мы здесь.

Правда, я не специалист по прощению.

За то, что мы сделаем сегодня, обязательно отомстят. А потом и мы отомстим. Кровавое колесо, которое не остановить ни в Минске, ни в Париже. Кровавая вражда двух народов – не государств, а народов.

Итог: к востоку отсюда – демилитаризованная зона. Некогда благодатная, а ныне выжженная, отравленная, разбитая снарядами земля, на которую нормальная жизнь вернется, дай бог, только при наших детях…

А как, интересно, живут люди здесь? Как живут люди в Днепропетровске, в Киеве, во Львове? Как живут, зная о том, что и от их имени убивали, расстреливали, сжигали, насиловали, калечили. Как живут, зная, что ими руководят уже не воры, а серийные убийцы? Неужели молятся за то, что к ним в город не зашел «русский мир», как показывают его по украинскому ТВ – как власть дна? И каким бы ни был русский мир, какими бы ни были Донбасс и Луганск, что оправдывает их расстрел «Градами»? И что оправдывает равнодушие к этому? А ведь русские же люди. Русские, которые видят, как убивают других русских, и молчат, а то и сами участвуют в этом…

А кто имеет достаток в мире, но, видя брата своего в нужде, затворяет от него сердце свое, – как пребывает в том любовь Божия?[35]

Нет… хватит. Хватит уже этого. Мне надо сохранять спокойствие. Во что бы то ни стало…

И тут я услышал шум вертолетов…

Вот и цена…

Настоящая цена хождению по краю.

Цена всегда жизнь.

Крыленко понял, что произошло, когда уже рвануло – рвануло глухо и страшно. И за секунду до взрыва тот из спецназовцев, кто был ближе всего, упал на гранату, закрыв ее собой…

Это и есть цена. Окончательная. Цена вопроса – тоже страшного и окончательного, – быть или не быть…

Дальше… все было в каком-то… отупении, что ли. Так бывает после контузии, хотя сейчас он и не был контужен. Он равнодушно смотрел на то, как понесли к машине подорвавшегося… который был то ли жив, то ли мертв… но спецназ своих не бросает, это закон. Он равнодушно смотрел на мертвого охранника… который отдал жизнь… за что, за хозяина? Бред какой-то. Он равнодушно выполнял работу, которую ему поручили, – выбил дверь в кабинет, осмотрелся, раскурочил компьютеры, выдернул жесткий диск, сложил в сумку, пошел дальше. Когда сумка заполнилась, отнес ее вниз и взял другую. Это было то, за чем они сюда пришли – компьютерные диски. Это было то, ради чего у них уже был погибший и могли погибнуть другие.

Нет, не думать. Просто не думать ни о чем, иначе голова взорвется…

Пришел в себя он только внизу… когда присел на колено за спиной одного из спецназовцев, а тот орал то ли в рацию, то ли в телефон:

– Хорошо прошел, хорошо, бэтр на минус! Пройди еще раз, по пути отхода!

Вертолеты – похоже, невеселый опыт Харькова, когда треть группы – безвозвратные потери, был учтен, и теперь – вместо теоретически тихой и очень ограниченной специальной операции – решили высадить едва ли не полный десантный батальон…

Если мы играем в открытую, значит, у нас есть соглашение с американцами или Европой или теми и другими разом.