- Я был достаточно взрослым, чтобы понимать, на что соглашаюсь. К тому же, –
прибавил он, яро защищая Марио, – чтоб ты знал, если кто кого и соблазнил, то я
его, а не наоборот. Я сам залез к нему в постель.
- Ну, могу побиться об заклад, он уж не поскупился на намеки, что с
удовольствием тебя там встретит, – со смехом сказал Барт. – Он был малолеткой, когда мы впервые переспали. Боже, ты бы видел его тогда! Хотя он, конечно, и
сейчас далеко не урод. Он чудесно летал вчера, правда? Как он вообще, Том?
- Скрести пальцы, – сказал Томми. – По-моему, он снова в порядке.
- Слава Богу. Для фильма о Паррише он нужен нам в хорошей форме, – Барт
отодвинул тарелку. – Ладно, пойдем отсюда. Заедем ко мне выпить? Покажу
фотографии Тони и меня в Феррари.
Снова оказавшись за рулем MG, Томми разгонялся на пустынных трассах, напряжение то нарастало, то уходило, а присутствие Барта рядом ощущалось как
никогда остро. Он понимал, что происходит, и не противился. Только коротко
спросил, когда они остановились возле дома.
- Что насчет твоей жены?
- У нее свои комнаты на втором этаже, и мы никогда не обращаем внимание на
гостей друг друга. В любом случае она уехала на Пасху к друзьям в Акапулько.
В большой комнате в задней части дома Барт хранил десятки фотографий: Лянча, Феррари, снимки, подписанные известными на весь мир гонщиками. Была
там и фотография Марио и Барта в балетной школе – оба в черных водолазках и
серых трико. Этот снимок Томми изучал с комком в горле. Он никогда не знал
Марио таким юным.
Вдруг Барт резко отодвинул фотографии в сторону, приобнял Томми и
осторожно, на пробу, погладил.
- Ммм?
Такой поворот не стал для Томми неожиданностью. Барт вел к этому – мягко, но
настойчиво – с самой первой их встречи. И своим визитом Томми выразил как
минимум молчаливое согласие. Весь этот день – с его напряжением и азартом
соревнования – был своеобразной прелюдией. Весь этот день они заводили друг
друга взглядами, прикосновениями, каждым словом. И сейчас Томми вздрагивал
от возбуждения, разжигаемого энергией Барта, его видом, его грациозностью, его горячим дыханием на своей щеке.
- Ты знаешь, что я хочу тебя, – тихо проговорил Барт ему на ухо, – и я видел, как
ты на меня смотришь. Идем в постель.
Томми не отодвинулся ни на дюйм, но Барт ощутил его неуверенность.
- В чем дело? Ты не наивен… ты отлично знал, чего я хочу.
- Да, – пробормотал Томми. – Просто…
Он и сам не знал, что собирается сказать, пока не услышал собственные слова.
- Мне неудобно делать такие вещи за спиной Марио, вот и все.
Барт положил руки ему на плечи и мягко развернул.
- Послушай, Том. Ты знаешь, что я к тебе чувствую, так что можешь решить, будто
я сочиняю все это, чтобы затащить тебя в кровать. Я знаю, что ты испытываешь к
Мэтту. Я знаю, что ты его любишь. Это и слепому ясно. Я не смогу встать между
вами. Среди наших такие отношения – редкость. Черт, такие отношения и в браке
нечасто встретишь. Когда двое любят друг друга, заботятся друг о друге, остаются друзьями и партнерами даже вне постели. Ваши чувства это нечто
особенное, люди мечтают о таких – и далеко не только гомосексуалы. Это редко
встречается. Я думал, что такое было у меня с Тони Роджерсом. Но ошибался.
На секунду на лице его мелькнула горечь.
- Но есть одна вещь, которая с такими… отношениями не проходит. Ты не
можешь притвориться, будто они то, чем не являются. Они не равноценны браку.
- Да знаю я, – Томми, смущенный, отвернулся.
- Правда? Я не уверен. Все эти тревоги о честности и целомудрии… они для
подростков, у которых еще молоко на губах не обсохло, и для мам и пап, растящих
детишек. С мужчинами это не работает. С женщинами – возможно, я не знаю. Но
для мужчин такое ничем хорошим не кончается. Если вы пытаетесь изображать
беззаветную преданность, больше ни на кого не смотреть и закатывать сцены
ревности, то закончите тем, что друг друга возненавидите. Я знаю, потому что
сам сел в такую лужу. Нельзя принадлежать друг другу в этом смысле. Ты
являешься его собственностью не больше, чем он – твоей. Я хочу тебя. Все
просто. Ты правда думаешь, что от Мэтта убудет? В конце концов, я тоже его
друг, и я его люблю. Но что это меняет?
И внезапно до Томми дошла логика его слов. Он без четкого осознания понимал, что должен держаться подальше от дел Марио со Сью-Линн. Это было частью
того, что они всегда знали.
Я не могу падать за тебя.
Теперь Томми понимал, что не имело бы значения, если бы Марио в самом деле
взял Джека Чандлера в постель… Вернее, это имело бы ровно столько значения, сколько значило для самого мальчика. А для мальчика это означало бы немало, и
в конечном итоге, решил Томми, потому Марио этого и не сделал. Но, так или
иначе, это нисколько не затронуло бы их с Марио отношений. Совершенно ничего
– теперь Томми знал точно – не могло встать между ними. Секс был лишь частью
целого – важной, разумеется, но без каких-либо привязок к супружеской
верности. Верность не имела к тому, что между ними происходило, ровно
никакого отношения.
Он был взрослым, и больше не было причин согласовывать свои нужды и
желания с Марио.