Утро Марио и Томми провели на аппарате – надо было заменить несколько
тросов. Потом настало время урока для мальчиков. Марио объяснял Бобби
Мередиту новый трюк, когда в зал вошел Барт Ридер. Томми помахал ему, жестом показав снять обувь и бросить в ящик. Глядя, как раскачивается Бобби, Томми вспоминал собственные первые дни на аппарате.
Нахмурившись, Марио велел Бобби спуститься и сказал:
- Послушай, Боб, ты уловил идею. Но выглядишь не ахти. Полет – это не только
соревнование в силе. Вольтижер должен быть грациозным. Красивым.
- Как танцор в балете? – спросил старший, Фил Лэски.
- Да, – подтвердил Марио. – Именно так.
Бобби сморщил нос.
- Да ну, в балете по большей части педики. Не уверен, что хочу быть на них
похожим.
Барт Ридер, слушавший разговор, рассмеялся.
- Я тоже так когда-то думал. Когда я учился в колледже… о да, я там
действительно учился, хотя с того времени и прошла целая вечность… Так вот, к
нашему отвращению, вести у нас физкультуру наняли известного танцора. Он
должен был преподавать нам общую физическую подготовку, гимнастику и – о
ужас! – балет. И некоторые из начинающих футболистов – к которым я в те
непросвещенные дни относил и себя – разделяли твое мнение. Мы решили
собраться вместе и показать этому прославленному педику, что думаем о его
намерении заставить нас, альфа-самцов, танцевать балет, как девчонок. Так или
иначе, Джеймс Тей… вы же слышали о Джеймсе Тее? Его называли
американским Нижинским. Так вот, Тей об этом узнал и на первом же уроке
предложил всем подойти по одному и пожать ему руку. Первый парень был
громилой, эдаким полузащитником – плечи как у быка. По нему прямо видно было, что он готов раскрошить Тею пальцы. Так вот, он вышел, протянул руку, а в
следующую секунду уже вопил на полу. И так, одного за другим, Тей уложил
целый класс. Даже тех последних, которые почувствовали неладное и бросились
на него вчетвером. И пока мы – и я тоже, надо признать – позорно валялись на
полу, потирая отбитые задницы, он отряхнул руки и очень вежливо сказал:
- Джентльмены, на этом сегодняшний урок окончен. Завтра жду вас в трико и
подходящей для танцев обуви.
Мальчики, неловко хихикая, переглянулись.
- И вы пришли? – спросил, наконец, Карл.
- Пришел. На самом деле именно после этого я решил поддерживать форму
танцами, а не футболом. Нагрузка больше, и танцы лучше формируют
мускулатуру. К тому же, сами подумайте, много ли людей продолжают играть в
футбол после колледжа?
Фил Лэски смотрел большими глазами.
- Вы учились танцевать балет, мистер Ридер?
- Разумеется. Всякий, кому необходимо знать, как двигаться – а я выступал на
сцене – должен учиться танцевать.
- Но в вас нет ничего бабского, – с искренним удивлением сказал он, смерив
взглядом мускулистые плечи Ридера и стройную фигуру Марио, чьи запястья и
руки, однако, напоминали стальные тросы.
Карл Мередит продолжал сомневаться.
- Мой отец бы взбесился, если бы Боб и я начали брать уроки балета. Он говорит, что в балете полно гомиков, и всякий приличный парень, который туда пойдет…
Не обижайтесь, мистер Ридер, я просто передаю слова отца. Я-то знаю, вы, парни, нормальные. Но в балете действительно много голубых? Они к вам не
пристают?
- Нет, – с иронией ответил Барт. – Лично ко мне никогда не приставали.
Марио заговорил, и Томми задался вопросом, замечают ли мальчишки, как трудно
ему держать себя в руках.
- Я беру уроки балета всю жизнь и ни разу не видел, чтобы кто-то приставал к
детям.
- А мне страшновато, что скажут люди, – робко, но серьезно вставил Бобби. –
Боюсь репутации, которая у меня сложится.
-Со мной такое было, – сказал Томми. – Я вырос с цирком и иногда выступал в
воздушном балете. В парике и девчачьем костюме. Пока я был маленьким, то
никогда об этом не задумывался. А потом меня начали дразнить приятели. Я
огорчился и струсил. Боялся, что люди подумают, будто я голубой.
- Ты? Голубой? Ну и чушь! – воскликнул Бобби. – Ты же был сержантом в армии!
Но ты больше не переодевался в девчонку?
- Переодевался. Мне пришлось. У нас было представление. Мэтт все-таки
втолковал мне, что надо либо делать свое дело и не вестись на пересуды, либо
искать другую работу.
Он улыбнулся Марио поверх голов мальчиков.
- Наверное, я слишком сильно беспокоюсь, что обо мне подумают, – выговорил
Бобби. – Вряд ли бы я так смог.
- Но если люди считают тебя голубым, – сказал Карл, – то какая разница? Я имею
в виду, что, если люди вобьют себе в головы, что ты гомик, разве они дадут тебе
возможность оправдаться? В моей школе нам все время твердят, что мы должны
приспосабливаться к обществу. Разве это не значит заботиться о том, что о тебе
говорят?
Марио задумчиво кивнул.
- В этом что-то есть. Ты – это то, кем ты являешься, и то, как о тебе думают или
говорят. У меня нет ответов, Карл. Возможно, их и не существует. Быть может, каждый должен решить это для себя и поступать так, как считает нужным. Мне в
этом смысле повезло. Я вырос в цирковой семье, и мы все равно были другие…
что бы мы ни делали, люди считали нас иными, не такими, как все.
Он тряхнул головой, не давая себе отвлечься.