Трапеция (ЛП)

моем существовании. А потом можешь как угодно объяснять Джонни и Стелле, да и всем остальным тоже, что Летающие Сантелли снова мертвы, и это ты убил

их, как чуть не сделал в прошлый раз!

- Мэтт, это нечестно…

- Еще как честно! – воскликнул Марио.

Томми видел, что он вгоняет себя в один из прежних приступов ярости.

- А насколько ты честен со мной и Томми? Или раз мы геи, то к нам больше нельзя

относиться, как к людям? Пункт второй. По закону мне принадлежит треть дома.

- Парень, никто ведь не спорит…

- Ты спорил. Ты собрался выставить моего партнера из моего дома. Я знаю, что

дом нельзя было продавать, пока Nonna жива. Но она умерла, упокой Господь ее

душу, и ситуация изменилась. Так что остановись и подумай, что делаешь.

Насколько я понимаю, в тридцатых годах ты, Папаша и Джо получили во

владение равные доли. В своем завещании Папаша оставил свою треть мне, или

тебе об этом не известно? Потому что он знал, что я всегда присмотрю за

Люсией. Лисс вышла замуж, а Джонни… он не хотел полагаться на Джонни. Так

что треть дома моя. Весь его я не выкуплю, но треть содержать смогу. И я так и

сделаю, если мне придется. Или хочешь попробовать выкупить мою долю?

Томми, прежде слишком ошарашенный, чтобы говорить, обрел, наконец, дар речи.

- Нет, Мэтт. Нет, Анжело. Это вовсе не обязательно… Я могу найти место, где

жить…

- Не без меня. Это не личное, Том, это рабочий вопрос. Мы партнеры, и этот дом и

аппарат… если Анжело сможет заставить меня покинуть дом, то заставит и

отказаться от фамилии, а я ей на жизнь зарабатываю.

- Мэтт, – тяжеловесно сказал Анжело. – Если ты блефуешь…

- Думаешь, я блефую? Тогда завтра утром здесь будут юрист и риэлтор. Если вы

с Джо собираетесь объединиться и выкупить мою часть, я вам мешать не стану.

Но сами будете объяснять Люсии, почему дом, служивший пяти поколениям

Сантелли, вдруг сделался слишком тесен, чтобы вместить ее сына и его

партнера…

- Прекрати! – мучительно выпалил Анжело и сбился на итальянский. – Dio, мальчик, ты думаешь, семья для меня – пустой звук? Все, что я сделал…

Он сглотнул, напряг губы и с усилием перешел обратно на английский.

- Мы всегда говорили, что всякий, кто участвует в номере, становится членом

семьи. Я не имею права тебя выставлять, а если бы и имел, то не стал бы делить

дом. Он все эти годы был домом Люсии, и она моя единственная сестра. Но чего

ты ждешь от меня, Мэтт? Что я скажу, будто одобряю это… это…

Он не мог подобрать слово.

- Я ничего от тебя не жду, – сказал Марио. – Ты узнал обо мне и Томе только

сейчас. Это ничего тебе не говорит? Можешь быть уверенным, мы не попадем в

желтую прессу и не оскандалимся!

Анжело посмотрел на Томми так, будто увидел его впервые. После заметной

паузы он спросил:

- Сколько это продолжается, Том? Нет, Мэтт, молчи… я спросил его, а не тебя.

Я втянул нас в это. И теперь нам обоим приходится с этим жить.

- С первого сезона у Ламбета, когда я начал регулярно работать в номере. Когда

мне исполнилось пятнадцать.

Анжело словно прирос к полу.

- Gesù a Maria… Я бы не поверил…

«Вздор, – подумал Томми. – Он рыскает вокруг не первый год». А вслух сказал:

- Что ж, теперь ты знаешь. И если я не говорил тебе раньше, то не потому, что

стыдился. Просто знал, что тебя это огорчит. И оказался прав.

Анжело долго молчал, потом дернул плечом.

- Ebbene… ладно, ладно. Вы оба теперь взрослые. Я умываю руки…

Он побрел было к двери, но остановился, развернулся, прошел мимо Томми и взял

Марио за плечи.

- Нет, мальчик, – сказал он по-итальянски, – я так не могу… Я христианин, католик, я не могу закрыть на это глаза… Ты же сын моей единственной сестры, мой крестник…

Он резко перешел на английский.

- У меня есть обязательства. Мэтт, это смертный грех… ты знаешь об этом, верно? Я… не знаю, что тебе сказать. Если я приглашу к нам отца Бадзини, ты

поговоришь с ним? Хотя бы просто поговоришь?

Марио ответил по-итальянски – что-то насчет того, куда может отправляться

отец Бадзини, выражение было слишком идиоматичным для понимания – и

Анжело посмотрел так, словно Марио его ударил.

- Прости, Анжело. Нет. Скажи отцу, пусть не тратит время и силы. Я не кающийся

грешник. Я вообще не считаю себя грешником.

- Вот почему ты не ходил на исповедь на Пасху…

- Верно. Я знаю, что твоя проклятая церковь считает это смертным грехом. Но

грехом было бы и обещать, что я исправлюсь, потому что я не собираюсь

исправляться. Я уже пытался, и ты знаешь, чем все закончилось.

- Мэтт, это убьет Люсию…

- Люсии не навредит то, чего она не знает. Если ты, конечно, не считаешь, что

должен спасти свою бессмертную душу и ей рассказать.

На лице Анжело отразился ужас.

- Сказать такое женщине? Своей сестре? Но что почувствует Люсия, когда

узнает, что ты оказался вне Церкви Христовой…

- Если она до сих пор этого не знает, то она глупее, чем я думаю. Я же развелся

со Сью-Линн.

Лицо его было упрямое.

- Ebbene, – сказал Анжело. – Я не произнесу больше ни слова. Я умываю руки.

Он посмотрел на них с отвращением.

- Скажу только, что очень рад, что Папаша не дожил до этого дня. Он любил вас

обоих, и это разбило бы ему сердце…

И вдруг Томми снова разозлился.