Трапеция (ЛП)

Томми ощутил первые знаки приближения былых приливов гнева и вины. Может, и правда стоило позволить Марио забыться?

Я позабочусь о нем, прослежу, чтобы он никуда не влез.

Но такой способ решения проблем мог очень легко закрепиться. Томми вспомнил

услышанную от Барта статистику суицидов среди гомосексуалов – цифры, наверняка тесно связанные с алкоголем и наркотиками.

- И признаешь, что Анжело победил?

- Ну нет.

Они медленно прихлебывали пиво. После двух кружек Марио заявил, что еще

одна порция – и его стошнит, и переключился на имбирный эль. На что Томми

сказал, что его стошнило бы уже после первого стакана этой дряни. Вечером

буднего дня в баре было довольно малолюдно: несколько пар и трое-четверо

одиночек – и никто не пытался подсесть к Томми и Марио. Вернувшись из

туалета, Томми заметил, что синяк под глазом Марио продолжает расти и

темнеть.

Опускаясь на стул, он заметил:

- С этим глазом ты выглядишь, как головорез, Мэтт. Настоящий гангстер.

Ответная улыбка слишком походила на гримасу.

- Тут все, наверное, думают, что тебе в кайф меня избивать.

Несколько недель назад Томми даже не понял бы, что он имеет в виду. А теперь

ощутил, как кровь приливает к щекам, и порадовался, что в баре темно, и Марио

не видит, как он покраснел. Несколько раз, проявляя ничем не обоснованную

жестокость, Марио как будто в самом деле получал некое извращенное

удовольствие – только причинял он не боль, а унижение. Томми сомневался, что

этого хватает, чтобы назвать Марио в прямом смысле садистом, но все же теперь

порой гадал, нет ли у него склонностей в этом направлении. Правда, обсудить

эту тему было нельзя, так что Томми не стал на ней зацикливаться.

В машине по дороге домой Марио сказал:

- Слушай, надо все-таки поговорить. Сейчас Анжело нам ничего не сделает. Он

не будет выкупать мою часть дома и нас выселять. Но все-таки я бы не стал

надеяться, что он выпустил пар и успокоился. Он не такой, как Джонни или

Папаша. Он затаил злость.

Было ли это только совпадением, что Анжело откладывал свою атаку до того

момента, когда Марио, убедившись в Томми как в ловиторе, вернул себе тройное

и уверенность? Анжело давно их подозревал, и знание о его подозрениях еще в

первом сезоне принудило их к жестокой скрытности, которая едва не разрушила

их отношения. Был ли в устроенной им сцене элемент настоящей зависти?

Томми поделился этим вопросом вслух, и Марио сказал:

- Не знаю, как это могло получиться. Я не раз умолял его вернуться в номер.

Черт, я люблю… любил его, он меня вырастил. Я просил его остаться со мной.

Так какой смысл сейчас завидовать?

Принял ли бы Анжело такую любовь? Была ли его зависть подсознательной, в

которой он не мог признаться даже себе? Тогда дела были еще хуже. Если бы

Анжело осознавал, что его гнев основан на зависти, то постыдился бы поднимать

шум… Но если он твердо убедил себя, что испытываемая им неприязнь – это

моральное отвращение, то мог наворотить бед, которым не предвиделось конца.

В конце концов Томми сказал:

- А надо ли волноваться? Что Анжело может нам сделать? Оклеветать нас в

полиции? Вряд ли. Да и не будет он огорчать Люсию.

- Так или иначе, – подытожил Марио, – скоро мы об этом узнаем.

Самый худший момент для Томми настал, когда рано утром он вошел в столовую и

застал Анжело, Люсию и Тессу за завтраком. Люсия дружелюбно пожелала ему

доброго утра, то же, чуть помедлив, сделал Анжело. Сама идея о том, чтобы

лишь ради Люсии поддерживать иллюзию всеобщего благополучия, казалась

Томми отвратительной, и он спросил себя, зачем это делает. Люсия не была ему

матерью, он не был ей обязан в этом смысле. А потом понял, что с той минуты, как

Папаша Тони впервые обозначил его место здесь, Люсия неизменно его

приветствовала. И вместе с привязанностью к Марио к нему переходили

определенные семейные обязанности. Это была одна из них.

- Лу, Анжело, доброе утро, – пробормотал он и пошел в кухню делать кофе.

Вошла Стелла с Сюзи. Сложив салфетку, она подоткнула ее девочке за воротник

и спросила:

- Где вы шатались прошлой ночью? Мы с Джонни ждали до двух часов.

- Ездили в город выпить, – ответил Томми.

Хмурясь, он размазывал масло по тосту. Анжело говорил, что не расскажет

Люсии, но почувствовал ли он себя обязанным поделиться с Джонни и Стеллой, и

если так, какова будет их реакция? Однако Стелла, решительно отодвинувшая

сахарницу, прежде чем Сюзи смогла положить вторую ложку в свои хлопья, улыбалась так же дружелюбно.

- Потом мы, наконец, поняли, что вы решили целую ночь развлекаться, и легли

спать. Но Джонни надо поговорить с вами до десяти. Пожелай бабушке доброго

утра, Сюзи.

- Доброе утро, nonna Лулу. Доброе утро, дядя Анжело. Доброе утро, дядя Томми.

Доброе утро…

- Достаточно, Сюзи, – велела Стелла.

- Но я еще не поздоровалась с Тессой…

- Ешь хлопья, Сюзи… мы тебя поняли. Люсия, в Техасе есть продюсер…

- Доброе утро, Бэббу, – прощебетала Сюзи, и не успел Томми поднять голову от

тарелки, как изумленный возглас Люсии дал ему понять, что в дверях появился

Марио.

Глаз и скула его сияли всеми цветами радуги.

- Madre di… Мэтт, как это ты?

- Неправильно упал в сетку, Лу. Не беспокойся.