Трапеция (ЛП)

- Не знал, что у тебя есть брат.

- Даже два. Близнецы.

- Как их зовут?

- Джон и Марк. И сестра у меня есть, Лисс.

- А почему они не выступают?

- Марк никогда не учился полетам, Джонни два-три года назад ушел на свои

хлеба. Лисс вышла замуж. Ты хочешь летать, или так и будем болтать весь день?

- Прости. Я не нарочно.

- Забудь, проехали.

Марио прыгнул в сетку и забрался на другой конец аппарата. Устроившись в

ловиторке, он уже снова улыбался.

- Хорошо, начнем. Запомни, по моей команде ты отпускаешь перекладину и

ныряешь на меня. Не хватайся, просто вытяни руки, и я поймаю. Ты скорее всего

промажешь… все мажут в первый раз.

Он опрокинулся назад, обвив ногами стержни ловиторки, и принялся медленно

размеренно раскачиваться.

Томми застыл на мостике. Во рту было сухо, но что-то внутри отсчитывало ровный

ритм. Он взял перекладину.

- Пошел! – сказал Марио, но Томми уже прыгнул, сильно бросив тело вперед.

В середине кача он вытянулся – локти, колени (это называется «свежевание

кота», мелькнуло в мыслях) – услышав команду Марио, разжал пальцы и ощутил, как движение трапеции посылает его прямо в вытянутые руки парня.

Разумеется, Томми промахнулся. В животе екнуло, когда полет превратился в

падение.

- Переворачивайся! – крикнул Марио, но Томми уже инстинктивно извернулся: это

получалось на чистых рефлексах.

О сетку он ударился там, где она выгибалась возле тросов, и, вместо того, чтобы

спружинить, соскользнул, чувствуя, как обжигает кожу на голых локтях. Дыхание

перехватило. Нечаянное падение в корне отличалось от тех намеренных

прыжков, которым его обучали. Удивленный и дрожащий, Томми лежал на спине, а Марио, свесившись сверху, смеялся.

- Ну что, видишь? Между падением и нырком большая разница! Еще разок?

- Сейчас, только отдышусь.

- Дольше оставайся на перекладине. Ты отпустил слишком рано. Жди моей

команды.

Томми влез на мостик, прыгнул и снова промахнулся. И в третий раз тоже. На

обоих плечах темнели синяки, жесткие тросы сетки ободрали левое колено и

правый локоть. От разочарования щипало в глазах.

- Еще раз! – крикнул Марио.

- Наверное, не получится.

- Что, спасовал? А ну лезь сюда! Ты все равно слишком рано отпускаешь. Бросай

к концу кача!

На этот раз запястья Томми действительно скользнули по ладоням Марио. Но не

успел он толком порадоваться успеху, как потерял хватку, судорожно сгреб

воздух и локтем ударил Марио в лицо. Быстро перевернувшись, Томми

приземлился в сетку и почувствовал, как рядом упало тяжелое тело. С ойканьем

освободившись – теперь огнем горели оба локтя – он оглянулся. Марио, покачиваясь, сидел позади, и по лицу его струилась кровь.

- Ой, у тебя кровь из носа пошла…

- Знаю, черт тебя подери!

Марио впервые забылся настолько, чтобы выругаться: как все артисты, работающие преимущественно с детской аудиторией, он обычно следил за

языком. Но эта оплошность даже немного обрадовала Томми – будто бы он

больше не был чужаком, ребенком, о котором надо заботиться.

- Прости, Марио, это я виноват. Потерял равновесие…

- Ты начал хвататься. Я же предупреждал, – Марио вытащил из-за пояса

пропитанный канифолью платок (они все носили такие, чтобы вытирать

вспотевшие ладони) и прижал к лицу.

- Надо бы посоветовать тебя той леди, которая зарабатывает на жизнь борьбой

с тиграми, – и он небрежно добавил: – Ты меня не сшиб, не думай. Я

почувствовал, что идет кровь, и сам спрыгнул. Все, на утро достаточно. Пойду

поищу льда, пока не залил тут все. Брысь.

- Может, помочь? Льда принести? – беспомощно спросил Томми.

Марио спрыгнул с сетки.

- Не надо. Надень свитер, простудишься. И не разводи трагедию – в работе

всякое бывает. Или тебе уже не забавно?

Молча вытерпев сарказм, Томми натянул свитер.

- Если ты в состоянии пережить несколько тысяч падений, и я пару десятков

потерплю. Зато я почти поймал твои руки.

Марио отнял от лица окровавленный платок и улыбнулся.

- Все получится. Не забудь чем-нибудь намазаться, ragazzo. Наверняка у твоей

мамы есть что-нибудь от ожогов. И вот еще что… – он пошарил возле воротника.

– Иди-ка сюда.

Сняв с плечевого шва маленький металлический овал, Марио наклонился и

прицепил его к воротнику рубашки Томми.

- Что это?

- Святой Михаил. Покровитель воздушных гимнастов. Носи на удачу, ладно?

Томми смущенно тронул блестящий кругляш пальцем.

- Я не католик.

- Зато я католик и собираюсь тебя ловить. Может, Святой Михаил присмотрит за

тобой, чтобы не дать мне свернуть шею…

Марио вдруг улыбнулся – не обычной своей зловещей улыбкой, а робко, по-

мальчишески. Снова ощупал измазанное кровью лицо.

- Пойду приложу лед, а ты не забудь смазать ожоги. Беги, Том.

И Томми пошел к трейлеру, продолжая с любопытством трогать значок. Он не

знал, что будет носить этот подарок до конца жизни – не из-за веры, как Марио, а просто потому, что ассоциировал его – и потом, и сейчас – со своей первой

попыткой настоящего полета. А еще из-за смутного ощущения (никогда до конца

не сформулированного), что ради этой неожиданной приязни от резкого обычно

Марио он готов падать хоть тысячу раз.