Трапеция

— Тетя Марж, Бетси же говорит, что с ногой все нормально. Я… я не могу! — отчаянно воскликнул Томми. — Честно, я лучше лягу и умру, чем надевать платье, парик и выступать перед всеми, кто знает меня со школы!

— А теперь послушай, Томми Зейн… — начала Марго, но Бетси ее перебила:

— Оставь, Марго, я знаю, в чем дело. Ребята из местной школы дразнили его и пытались побить. Дети могут быть жестокими… я-то знаю! А с ногой у меня не так уж плохо…

— Ой, Бетси, ну пожалуйста! Только в этом городе…

— Бетси, ты прекрасно знаешь, что сказал доктор, — Марго гневно повернулась к Томми. — Как тебе не стыдно! Ты не имеешь права…

— Марго, он мальчик, — вступилась Бетси. — Мой таким же был в этом возрасте.

Теперь воюет с японцами в Тихом океане. Я справлюсь с ногой, Томми. Беги себе.

Бетси оперлась о металлическую дверь. Углы ее рта побелели, но Томми запретил себе обращать внимание. В конце концов, ей знать лучше. Это же ее дурацкая старая нога. Он шагнул на улицу.

— Да, — произнес низкий презрительный голос. — Беги себе, мальчишка.

Томми как в ледяную воду окунули.

— Марио?

Гимнаст стоял в полумраке возле трейлера. В городской одежде он казался незнакомцем — чужим, враждебным, мрачным. Черные кудри были уложены в новой стрижке, глаза под разлетающимися бровями горели.

— Марио, я…

— Я слышал, — оборвал Марио. — Пришел попросить Марго… да какая теперь разница. Черт, я бы тебе и сахарную вату продавать не доверил! Хочешь верь, хочешь нет, я считал, что ты готов называть себя настоящим артистом. А ты всего лишь плакса!

Томми запротестовал было, но Марио отмахнулся.

— Давай, беги… va là, va là, ragazzo… проваливай! Здесь некоторым работать надо! Брысь, выметайся, скройся с глаз!

Томми больше не пытался оправдываться. Повесив голову, он бросился вон. Хотелось уже не просто плакать, а провалиться под землю от стыда.

В трейлере было темно: отец проверял запоры на клетках, мать помогала Ма Лейти с костюмами. Там должен быть сейчас и он. Томми сглотнул, борясь со слезами. Плакса. Но слезы все равно хлынули рекой.

Слова Марио уязвили больше всего. Томми позволил Джеффу, чужаку, заставить себя устыдиться в том, кто он есть: акробат, артист, который делает, что сказано, и думает не о себе, а о деле. О каких полетах речь, если у него не хватает духа надеть парик и пару ярдов кисеи! Глупо выглядит? Да уж не глупее, чем пустое место в ряду или человек, не знающий номера!

С какой стати он решил, что все будут на него смотреть? Кто он такой? Еще одна розовая юбка. А теперь Марго больше не пустит его выступать. А Марио…

Марио наверняка на него и не посмотрит.

Томми услышал первые звуки оркестра, гудящий голос Большого Джима — не слова, просто гул из громкоговорителя. Шум, звуки, музыка, смех и детские крики… Господи, ведь он должен быть там! Он что, совсем свихнулся? Кто поедет на его платформе? Он пропустил парад всего раз — когда был маленьким и болел свинкой. Ма Лейти будет в ярости, и мама тоже… Какая муха его укусила? Ма Лейти полагается на него! А когда узнает отец… В последний раз

Томми шлепали пару лет назад, но теперь он не стал бы винить отца, если бы тот свернул ему шею.

Как я облажался!

Дверь трейлера вздрогнула от тяжелого стука.

— Томми! Ты там?

Томми нажал на выключатель. Во рту пересохло. В безжалостном электрическом свете снаружи стоял Марио. Выглядел он вымотанным и очень взрослым — в золотых трико и теплом свитере.

— Томми, черт тебя подери, где ты прячешься? Маленькая Энн весь двор оббегала! Живо выходи… pronto, presto!

— Слушай, но ты ведь сказал ей…

— Нет, это ты послушай! Пока ты сидишь здесь и жалеешь себя, Бетси сильно наступила на больную ногу и потеряла сознание! На этот раз наверняка порвала связки. Был бы я на три дюйма ниже, скорее сам бы влез в чертов костюм, чем подпустил тебя к манежу! Но ты подходящего роста и знаешь номер, так что выметайся и иди туда, где должен быть! Иначе я тебя пинками дотуда докачу!

Томми открыл рот, но Марио сгреб его за плечо и тряхнул.

— Ни слова больше!

Однако отчаянная решимость победила, и Томми выпалил:

— Марио, подожди…

Разжав пальцы, Марио холодно сказал:

— До вашего выхода двадцать минут. Что?

А потом — совсем другим тоном:

— Эй… Томми, в чем дело, малыш?

— Марио… — Томми судорожно пытался удержать себя в руках. — Я хотел спросить кое-что… Джефф сказал… сказал…

От воспоминаний перехватывало горло. Вдруг Марио не сочтет нужным слушать?

Отделается, как и все, легкомысленным: «Какое тебе дело до того, что они думают?»

Но Марио стоял, сунув руки в карманы свитера, и смотрел на него встревоженными глазами.

— Ладно, ладно, малыш. Что тебя грызет? Давай, скажи мне. Что случилось?

— Он сказал… Он так себя вел, будто со мной что-то неправильно. Ну, что я… наряжаюсь в девчоночью одежду… выступаю в роли девочки… — голос снова сорвался. — Он так держался, будто я девочка… на свидание звал… Каким-то смешным он был… только было не смешно…

Продолжать Томми не мог.

В темноте выражение лица Марио оставалось нечитаемым. Он молчал, и Томми, охваченный внезапной уверенностью, напрягся. Потом медленно расслабился.