Трапезундская империя и Западноевропейские государства в XIII–XV вв.

Итак, в основном политические контакты Трапезундской империи со странами Западной Европы до XV в. не носили постоянного характера и были связаны либо с транзитной торговлей, либо так или иначе с крестовыми походами. При этом основное направление крестовых походов было против мамлюкских султанов (Египет и Сирия) и лишь частично — против османов. Трапезунд был нужен и важен как прямой посредник в общении сначала с державой ильханов, затем с владениями Тамерлана, в которых видели самых могущественных потенциальных союзников делу крестовых походов. Но положение стало круто меняться с 30-х годов XV в. и особенно после битвы при Варне (1444), когда турецкая опасность начала осознаваться как первостепенная. Идея отвоевания «Святой Земли» трансформировалась постепенно в идею организации комплексного отпора турецкой угрозе, возникшей уже непосредственно для стран Центральной и Западной Европы, главным образом после падения Константинополя в 1453 г.[916] Но даже в 40-е годы идея организации похода в традиционном направлении не умерла[917]. В 1442 г. по поручению папы Евгения IV знатный и образованный сиенец Бельтрамо ди Миньянелло, побывавший во многих странах Востока, написал трактат о борьбе с неверными. Автор, следуя положениям, выдвинутым еще Марино Санудо Торселло, предлагал папе наложить интердикт на всю торговлю с мамлюкскими султанами и компенсировать коммерческие потери налаживанием торговли пряностями через Трапезунд. Такое направление коммерции, считал Миньянелло, потребовало бы меньших затрат и было бы сопряжено с меньшим риском, хотя дорога в Тавриз отнюдь не являлась безопасной[918]. Экономическая блокада Египта в середине XV в. была, конечно, чистой химерой. Но от идеи подготовки похода в этом направлении было трудно отказаться в силу глубокой исторической и религиозной традиции. Более реальными являлись планы организации коллективного отпора османам. В середине XV в. активными поборниками этой идеи выступали бургундские герцоги, чье государство находилось в апогее своего могущества[919]. Бургундский герцог Филипп III Добрый (1419–1467) был поборником крестовых походов на Восток. В 1421 г. он вместе с герцогом Бедфордом, регентом при малолетнем английском короле Генрихе VI, отправил на Восток Гильберта де Ланнуа с целью собирать сведения о силах египетского султана[920]; в 1431 г. с такой же миссией был послан конюший и советник бургундского герцога Бертрадон де ля Брокьер, побывавший в Константинополе, видевший там дочь трапезундского императора Алексея IV, жену Иоанна VIII Палеолога. Он описал ее красоту и сообщил бургундскому двору о Трапезунде[921]. В 1443 г. Филипп III принял в Шалоне посольство византийского василевса. К этому времени у него уже созрел план участия в антиосманском крестовом походе. Его реализацией явилась морская экспедиция Валерана де Ваврина с целью способствовать отрядам Владислава III и Яноша Хуньяди на Балканах. После битвы при Варне экспедиция утратила свою актуальность, но продолжала действия против османов, главным образом на Дунае[922]. Отряд кораблей бургундцев появился по приказу Ваврина и у берегов Трапезундской империи[923]. Помимо османов бургундцы нападали и на генуэзские суда и порты, предпринимали различные пиратские набеги. Три галеры Ваврина сожгли некий замок Опуо[924], который Н. Йорга и А. Брайер идентифицировали с портом Иней[925]. В 1404 г. город и замок Иней принадлежали греку Мелиссину, даннику Тимура, хотя там проживали и греки и турки[926]. В 40-х годах XV в. Иней уже полностью находился в руках османов, так как его разгром не вызвал протестов со стороны трапезундского императора, милостиво принявшего бургундцев[927]. От Трапезунда галеры отправились к Кавказскому побережью, и один из их капитанов, Жоффруа де Туаси, пытался захватить добычу в порту Вати, принадлежавшем правителю Гурии (Гуриели), вероятно, признававшему вассальную зависимость от Трапезундской империи[928]. Попытка закончилась разгромом бургундского десанта и пленением предводителя[929]. Галеры прибыли в Каффу, где вся история была рассказана Ваврину. Последний отправил одного из капитанов с тремя галерами в Трапезунд к императору, чтобы просить его «именем Бога и его милостью» послать в «Грузию» людей, дабы узнать о судьбе де Туаси, и, если он окажется жив, то ради любви к его государю (pour l'amour du prince à qui il estoit), бургундскому герцогу, сделать так, чтобы он был возвращен[930]. Иоанн IV охотно откликнулся на эту просьбу, и де Туаси был отпущен при условии, что бургундцы не будут нападать на Гурию. Он с почетом был принят Иоанном IV и получил от него хороший подарок[931]. Нота генуэзцев бургундскому герцогу от 23 сентября 1443 г. приводит как будто иную версию освобождения де Туаси: этому способствовал генуэзец Джироламо ди Нигро. Однако кажущееся противоречие легко устраняется: ди Нигро — великий месадзон, затем — протовестиарий Трапезундской империи[932]. Следовательно, освобождение де Туаси исходило от трапезундского правительства. Эпизод, рассказанный' в хронике Ваврина, весьма интересен и как свидетельство влияния Трапезундской империи в Гурии, и как указание на первые прямые контакты империи Великих Комнинов с бургундцами. Иоанн IV решил не вступать с ними в конфликт, обеспечить их поддержку в борьбе с общими врагами — турками и генуэзцами. Первые контакты с доверенным лицом бургундского герцога могли быть плодотворными. Экспедиция Ваврина не являлась последним «крестоносным» мероприятием бургундского герцога. В 1452 г. Филипп III направил ко французскому двору своего представителя епископа Жана Жермена с целью побудить Карла VII к совместному выступлению против турецкого султана. К этому времени Столетняя война близилась к своему завершению. Нормандия и Гиень были отвоеваны у англичан. Филипп III считал, что настал благоприятный момент для нового похода на Восток. В своем сочинении, написанном по этому поводу, епископ Жан обосновывал необходимость крестового похода. Он привел факты османской агрессии и данные об основных врагах султана на Востоке. Восточные христиане, писал Жермен, после прекращения разделения церквей — естественные союзники Запада. В числе, тех, кто был готов к выступлению, назван и трапезундский император. Правда, Жермен, вероятно, в пропагандистских целях преувеличивал силы восточной коалиции. Он считал, что Армения сможет выставить 200 тыс. воинов, Грузия — 50 тыс. и т. д.[933] Подобная же завышенная оценка сил делалась в 1450 г. в Венеции: считалось, что один трапезундский император может выставить 25 тыс. всадников, из которых 15 тыс. будут воевать за границей. К этому добавляли соответственно 10 и 5 тыс. грузинских кавалеристов[934]. Разумеется, эти цифры были фантастическими: 25 тыс. — едва ли не все население Трапезундской империи[935]. Вероятно, такие расчеты сил на Востоке были привычны и широко известны в странах Европы. Следуя этой традиции, составитель фальшивого письма от трапезундского императора бургундскому герцогу Микель Алигьери, член «посольства» Лудовико да Болонья (1459), называл цифры войск «восточной коалиции»: 30 бирем и 20 тыс. человек — от трапезундского императора, 50 тыс. — от Узун Хасана (названного Асанбегом), 60 тыс. — от имеритинского царя Георгия VIII, 20 тыс. — от «Горгоры» (Кваркваре), атабега Самцхе, 60 тыс. — от князя Дадиана Липарита из Мингрелии, 10 тыс. — из Киликийской Армении и т. д.[936] Подобное же письмо бургундскому герцогу было составлено от имени грузинского царя Георгия VIII[937].