- А чаю дашь? – спросил я, и он торопливо кивнул. Вернулся с заварочным чайником и кипятком, а потом ещё раз сбегал за чашками. Чашки у него были не такие, как у нас. У нас всё разномастное и битое, может потому, что нам с батей на это всё попросту пофик. А у него всё было красиво. И не только чашки, если уж так говорить. Комната тоже была отделана как-то со вкусом, так что приятно просто посидеть, даже на кровати среди журналов.
Чай пили молча. Я продолжал разглядывать машины, которыми никогда в общем-то не увлекался, а он, заметив мой взгляд, начал тыкать в них пальцами и объяснять, что здесь, где и зачем. Как оказалось, он собирал плакаты с гоночными автомобилями.
- Никогда бы не подумал… - не выдержал я.
- Что? – он испытующе посмотрел на меня.
- Ну, что ты…
- Что педик увлекается гонками?
Ложка с мороженым замерла у меня в руке.
- А это правда? – выпалил я.
- Да.
Он спокойно смотрел на меня, а я молчал.
- А что я буду скрывать, - пояснил он, - все и так уже знают.
- Ну, мог бы соврать.
- А я не хочу, - он отвернулся и уставился в окно. Чувствовалось, что мороженое больше не лезет ему в горло.
- А ты уже пробовал?… – продолжил я со свойственным мне тактом.
- Слушай, отвали, а? – не сдержался он наконец, - Что тебе надо, а? Перекантоваться два часа? Перекантовался уже. Или вали, или давай, говори напрямую. Что там, меня скрытой камерой снимают? Или на сто рэ поспорил, что я тебе отсосу? Так хрен тебе…
- Уймись! – я сам не заметил как встал, только как его тонкие тёплые плечи оказались в моих руках, и ощущение это было таким опьяняющим, что на пару секунд я забыл, что хотел сказать. А он уставился мне в глаза своими очумелыми, испуганными глазами. – Я познакомиться пришёл, - повторил я упрямо, - я же уже говорил. На седьмом этаже живу. Витёк. И мне плевать, гей ты или нет. Пока все участники процесса получают удовольствие, остальное значения не имеет.
Я врал. Откровенно. Потому что, если уж говорить начистоту, мне было ни разу не пофик. Я был рад, едва не прыгал от счастья, когда он заявил, что гей. Это решало всё. Во-первых, теперь было понятно, что никаких таких чёрных дел за ним нет. Скорее всего его вкусы были единственной причиной его травить. Иногда нам хватало и меньшего. А во вторых, теперь я не чувствовал себя идиотом, который пялится на спину незнакомого парня, пока другие заглядывают девчонкам под юбку. Если я и был неправильным, то нас тут таких было уже двое.
========== Глава 4 ==========
Щевлёв продолжал курить как паровоз. Пожалуй, это было единственным, что мне в нём не нравилось. Он должен был бы немного успокоиться, но казалось, с каждым днём ему становилось всё хуже.
- Как сон? – спросил я. Наша четвёртая встреча проходила в парке, я решил, что немного свежего воздуха ему не повредит, но теперь сомневался, что хоть какой-то воздух пробивался сквозь окутавшие его кольца табачного дыма.
- Всё так же, - сказал он ровно.
- Понятно.
- Я продолжу?
- Да.
Говорил он так, будто был пьян. Будто всё это теснилось в нём давным-давно, а я всё никак не мог понять, какое значение для взрослого и успешного человека могут иметь эти детские воспоминания. Я бы понял, если бы он был одним из тех, кого мучили сверстники. Понял бы, если бы у него была неблагополучная семья. Но всё у него было в норме, кроме, разве что, одного – Щевлёв был геем и, похоже, влюбился в одноклассника. Что ж, от этого пока никто не умирал. Ну, может быть, почти никто.
***
Он стоял у меня перед глазами. Собственно, он стоял у меня перед глазами всё время, пока я не видел его живьём – и поэтому не видеть его живьём я попросту не мог. В школе я его отыскать даже не пытался, трусливо пряча от себя тот факт, что где-то там, быть может, мои же друзья доводят его до тихого безумия. А вот после тренировки сразу же бежал к нему домой, прихватив с собой коробку мороженого.
С ним было легко. Это ни в какое сравнение не шло с тем, как я привык проводить время с Пашкой, и Пашка со своими тупыми шуточками быстро оказался забыт.
Максим рассказывал мне об автомобилях, о гонках, о командах… а я не переставал удивляться тому, сколько может скрываться за тихой и такой незаметной оболочкой. Хотя теперь уже я с трудом мог бы назвать его незаметным. Вечера с ним светили мне как солнышко в пасмурном осеннем окне.
Отец удивлялся, куда делся запах сигарет – а я почти перестал курить, потому что боялся пропитать запахом табака обои в его квартире.
Я узнал, что его мать уехала на полгода заграницу, а где отец - он говорить не хотел. Как он живёт один, мне было непонятно, зато я понял, почему он так боялся показывать мне свою дверь.
- Меня только дома не трогают, - сказал он тихо, когда я преодолел какую-то невидимую преграду недоверия, прочно отделившую его от мира. – Ты извини, что я так…
А мне было нечего ответить, потому что он боялся не зря. Я был одним из тех, кто вполне мог превращать его повседневную жизнь в ад.
- Почему ты терпишь-то? – не выдержал я. Это была какая-то защитная реакция, попытка спастись от чувства вины.
Он поднял бровь и насмешливо посмотрел на меня.